Морев В.С. "Бегом по жизни", воспоминания

[Алексей Крючков]

На второй день конференции в Завидово viewtopic.php?f=50&t=1228 была презентация мемуаров В.С. Морева "Бегом по жизни"

Обложка книги мемуаров Морева

К счастью, мне достался экземпляр книги с автографом автора, но многим её не досталось, поскольку тираж был очень маленьким.
Я сейчас прочитал эту книгу (там всего 33 стр текста), мне показалось, что это, хоть и короткие, но очень интересные воспоминания, ценные для краеведов, поскольку свидетельствуют о довоенной и военной жизни здесь (Безбородово, Мокшино, Новозавидовский, Завидово, Новинки, Вахонино). Особенно мне были интересны его воспоминания о процедуре переноса праха Дрожжина в Новозавидовский и перевозки дома поэта туда же.

В связи с этим у меня и предложение и просьба к Елене Владимировне: по согласованию с автором выложить текст этой книги здесь, на форуме, чтобы все желающие интернетчики могли ознакомиться с ней. Причём, было бы удобнее выложить её не в виде pdf-файла, а именно в виде текста, чтобы вставить иллюстрации не в конце книги, а по ходу текста, где о них говорится - так было бы удобнее читателям. Я думаю, автор не был бы против этого, но для порядка надо у него спросить про это.

[Elena]

Публикация дненика В.С.Морева сопровождается фотографиями из семейного альбома Моревых и значительно дополнена фотографиями из фондов Музея С.Д.Дрожжина.

Валентин Семёнович Морев
Морев Валентин Семенович – внук знаменитого крестьянского поэта Спиридона Дмитриевича Дрожжина, ветеран подразделения особого риска, полковник в отставке, Лауреат Государственной премии в области ядерных исследований, награжден Орденом «Знак Почета» и Орденом Мужества, а также 11 медалями.
Его воспоминания детства, юности, годы военной службы иллюстрируют историю нашей страны тяжёлых военных и послевоенных лет.

Бегом по жизни

25 ноября 2015 года.

Меня часто просят писать воспоминания и моя жена Тося, и дети (особенно дочь Инна), и внуки. Что ж, попробую. Но это будет далеко не художественное повествование…
Итак, родился я 3 января 1929 года в деревне Безбородово, Завидовского района, Московской области. Может быть, я родился и раньше, но был записан именно в этот день. В семье я был 9-м. До меня родились Ваня (1900г.), Поля (1903г.), Зина (1911 г.), Борис (1913г.), Костя (1915г.)

Моревы Семён Гаврилович и Анна Спиридоновна с детьми: Полей, Зиной, Борисом и Константином, 1916 г.

Нина (1917г.), Шура (1919г.), Муся (1925г.). Может быть, годы рождения некоторых и не точны, но так есть в моей памяти. Мама меня родила, когда ей было 46 лет. Отец не хотел, чтобы она рожала, и просил сделать аборт. Но, когда она пришла в больницу, врач её отговорил и сказал, что это будет твой кормилец под старость. Так оно и получилось. У сестры Поли было уже два ребёнка – Толя (1925г.) и Зоя (1928г.). Так что дядя появился чуть позже своих племянников.



О маме.

Моя мама – Морева (Дрожжина) Анна Спиридоновна родилась 25 июля 1883 года, в понедельник, в 11-м часу вечера. Так записал в свой дневник ее отец, поэт Спиридон Дмитриевич Дрожжин.

Анна Спиридоновна Морева (Дрожжина) 1914-1916 гг

«Деревня Низовка, Городенской волости, Тверской губернии. Два класса она училась в школе деревни Шоша. В 17 лет вышла замуж и работала в крестьянстве до пенсии, которую ей определили как колхознице в размере 9 рублей в месяц», – из письма брата Кости, которого я попросил написать мне о том, что он помнит.
В моей памяти она осталась простой женщиной, хорошей хозяйкой, доброй, порядочной, весёлой, любящей петь.

Анна Спиридоновна, 1939-1940 гг

По характеру она была тихая, неразговорчивая, не кичилась своим происхождением. Я даже не знал, что она дочь знаменитого поэта до тех пор, пока её не пригласили участвовать в комиссии по идентификации её отца, С.Д.Дрожжина, на вскрытии могилы на Шошинском кладбище. Я присутствовал при этом. Это был 1937 год.
С мужем ей жить было не просто. Он, как я помню, был с ней груб, бил её ( я был тому свидетель). Это я наблюдал, лёжа на печи.
Жизнь моей мамы была нелёгкая. Большая семья, неурядицы в доме, заботы. Тяжёлое время….
Да, 30-е годы - голодные, трудовые. Мне, ребёнку, не так заметны были трудности, но кое-что помню. Всё население, имеющее коров, обязывали сдавать ежегодно на приёмный пункт 320 литров молока. Это значит, мама должна была от семьи отдать каждый день 5-7 литров молока. Мне приходилось его таскать. На приёмном пункте молоко сливалось в специальный бидон, который тут же показывал литраж и жирность молока. Это записывалось в специальную книжку. Кроме того, когда семья вступила в колхоз, мама должна была каждый год выработать определённое количество трудодней (что-то около 300). Это тоже немалая нагрузка на женские плечи многодетной матери. К 70 годам её здоровье и зрение стали сильно сдавать и, как я помню, она уже плохо различала лица на расстоянии около 50 метров.

Анна Спиридоновна, 1952-1953 гг

Мне трудно вспоминать детали жизни мамы в те годы, ведь я у неё родился на 46-м году её жизни, и когда что-то должен был помнить. Ей уже было за 50 лет. Я рано уехал из родного очага (в 14 лет) и многого не помню.
В последние годы жизни мама заболела раком пищевода, у неё была непроходимость пищи. С помощью врача поликлиники Академии т.Виноградова, мне удалось положить ее на лечение в Боткинскую больницу. У мамы не было московской прописки, и госпитализировать её удалось только потому, что у Виноградова был друг в этой больнице. Лечение фактически ничего не дало, ей только сумели обеспечить прохождение пищи через пищевод. Некоторое время после выписки из больницы она жила у нас в Тушино, но ей очень хотелось уехать в деревню. Мы отвезли ее в Безбородово, там за ней ухаживали мои три сестры: Поля, Зина и Нина. В январе 1955 года ей стало хуже. Она не вставала с кровати, но была в полном сознании. Сестры сильно волновались, суетились вокруг неё. Она же попросила дать ей в руки свечу и стала указывать, что им нужно делать после её смерти. Она советовала купить побольше колбасы на поминки, т.к. в деревне её любят. Сказала, кого позвать на похороны. И вскоре ее не стало… Мне сёстры сообщили телеграммой, что мама умерла. Я приехал. Стал вопрос: где хоронить? Давали место на кладбище в Ново-Завидово, но там местность болотистая низкая. Я возмущался и стал звонить начальству в Калинин с просьбой похоронить дочь поэта С.Д.Дрожжина в селе Завидово, около церкви на кладбище, которое к тому времени было закрыто. Разрешение было получено, и 25 января 1955 года маму там похоронили.


Об отце.

Отец, Морев Семён Гаврилович, родился в 1882 году в деревне Безбородово, Московской губернии, Клинского уезда, Завидовской волости. Окончил 3 класса в д.Безбородово, до 18 лет жил в этой деревне и занимался крестьянством, в 18 лет женился.

Семён Гаврилович Морев, 1914-1916 гг

На 21-м году жизни был призван на службу в царскую армию, где прослужил пять лет в 8-й конной артиллерийской бригаде Белостокского полка в качестве коптинармуса. После армии работал в Москве в качестве подручного в казёнке на Бутырской заставе.

Отец (сидит) с друзьями, 1905 г.

После чего поступил в Усачёвскую артель рабочим, и был отозван в таможенную города Александров. Затем работал в Ленинграде приказчиком на заводе, на складе чугунолитейных изделий. После чего в 1914 году был призван в армию на гражданскую войну солдатом. Но так как он имел «бронь», то был отозван со службы на завод и работал на складе чугунолитейных изделий (г.С.-Петербург).
В 1918 году в связи с голодовкой и имея большую семью уехал в д.Безбородово, где занимался крестьянством до коллективизации. В 1939 году вступил в колхоз им. С.Будёного, был назначен председателем, и работал на этом посту до своей смерти 16 октября 1941 года.

Отец, начало 1940-х годов.

Всё это я написал со слов брата Кости, который лучше помнил отца и знал его биографию.
По родословной, составленной Ириной Витальевной Топуновой – краеведом г.Конаково, отец имел фамилию Мареев, а ещё раньше Марин. Как мне известно, С.Д.Дрожжин предложил изменить фамилию Мареев на Морев. Так мы стали Моревы. У отца в деревне Безбородово был брат Василий Гаврилович Морев. Он был (как я помню) хромым. Это его бык забодал. С ним у меня были хорошие отношения. У меня сохранилась его последняя присланная мне открытка (маленькое письмо). В ней он пишет, что здоровье плохое и пора уже прощаться с белым светом. Его единственная дочь Женя работала таксистом в г.Химки и иногда приезжала в деревню. Сохранилась фотография её с моим братом Шурой.
Я об отце помню немного. Знаю, что он прошёл трудную школу жизни. Имел «белый билет». Рассказывали, что он как-то очень резко поспорил с прокурором. Отец был не согласен с политикой партии о колхозах, был против обобществления скота, против ликвидации частной собственности, против раскулачивания крепких работящих крестьян, потому что это коснулось и нашей семьи. Помню, как нас раскулачивали: пришли, стали описывать имущество, забрали подушки, одеяла, посуду, самовар, увели корову Красотку - единственную нашу кормилицу. Это было где-то в 1936-37 годах. Потом всё же отец согласился вступить в колхоз, и нам всё описанное вернули. Помню, что я ходил за Красоткой в Демидово. Но за такие опасные высказывания ему ничего плохого не было. Думаю, свою роль сыграл белый билет или прокурор не донёс на моего отца.
А вообще-то отец был разносторонним специалистом: умел столярничать и скорнячить, по дому всё мог сам сделать.
Долго не хотел вступать в колхоз. Но, когда он всё-таки решился стать колхозником, то односельчане, зная отца, как хорошего хозяина, сразу же выбрали его председателем колхоза. Возмущался он, что очень много всяких налогов, а когда ввели налог ещё и на каждую яблоню, то он вышел с топором и срубил несколько штук. Это было при мне. Да, обобрали крестьян прилично. Налоги были почти на всё: на скот, птицу, яблони и т.д.
В моей памяти он остался человеком мрачным, работящим, любителем выпить. На этой почве были частые ругань и драки. Как-то братья не выдержали шума и драки, связали его и заставили просить прощения.

Газета "Ударник" 10 октября 1938 г.

Про отца могу сказать, что и с детьми он мог быть очень грубым. Как-то заставил меня петь и плясать, а я был не в настроении, хотя был послушным маленьким. Я отказался выполнить его просьбу. Тогда он меня оттолкнул со словами: «Как волка не корми, всё равно в лес тянет». Я упал и ударился об угол скамейки под фикусом. Полилась сильно кровь. Отец взял меня на руки и «заговорил» кровь. Она перестала течь (это он умел делать). Но у меня до сих пор на черепе остался шрам после того падения. Об этом мне рассказали, когда я был уже постарше.
Погиб он 16 октября 1941 года вместе с моей сестрой Мусей при бомбёжке. Об этом расскажу позже.

Старшая сестра Поля.

Полина Семёновна Рубцова (Морева) родилась в 1903 году в Петербурге. Училась в гимназии, но её не закончила, т.к. вместе с семьёй переехала в 1918 году в деревню Безбородово из-за голодовки в городе. В 1923 году вышла замуж за крестьянина Василия Васильевича Рубцова. С 1925 года они проживали в деревне Вахонино. Там у них родились: Толя в 1925 году и Зоя в 1928 году. Поля работала почтальоном, жили они в хорошем доме. Муж рано умер, когда ему было 30 лет. Это было в 1933 году. Осталась она вдовой с двумя маленькими детьми.

Старшая сестра Поля

По хозяйству Поле помогала мужеподобная женщина из соседней деревни Паника.
Толю призвали в армию где-то в 1943-44г., и он был вскоре убит. Я видел его фамилию в Книге Памяти в списках погибших. Да, много молодых и необученных ребят погибло во время войны. Поля у нас была старшей сестрой. Поэтому к ней, как к матери, писали письма мои братья с фронтов Отечественной войны. Эту переписку (частично) мне передал внук Поли, Саша Самухин. Он сейчас живёт в г.Клин Московской области. У меня с ним устанавливается связь и, возможно, я доберусь до чемодана, в котором после смерти Поли были положены все её архивные материалы, письма, фото, кассеты и т.д. Поля после войны переехала вместе с дочкой Зоей жить сначала под Клином, а затем в г.Клин на ул.Спортивная.
Я её запомнил как женщину слабого здоровья, невесёлую, несчастливую по жизни. Мне она писала письма, где жаловалась, что очень болит голова, высокое давление, склероз, мучает удушье, сердечко паршивое, хоть бы дожить до маминых 73 лет. В этом письме она пишет, что «жизнь меня сломала, креплюсь, но не знаю надолго ли. Мои ребята отдыхают на Волге, я сейчас одна дома, приехала Люда в отпуск на неделю, Сашка перешёл в 3 класс, учится хорошо, отец очень его балует. Была у Зины, гостила у нее 10 дней, кошмар у них и только. Сноха (жена Вовки) гуляет с мужиками, ничего не делает, за собой не убирает. Вовка все деньги отдаёт ей, а у матери просит последние. Была я с Зиной у Юры. Живут хорошо. Зина меня «поберегла», Нина тоже оставила деньжонок. Таня у нее лежит в больнице. Муж пьёт».

Брат Шурка.

Брат Шурка еще до начала войны служил в армии.

Шурка

Он отслужил почти два года, но вернуться домой не успел. В звании младшего политрука он остался в армии, а в 1943 году пропал без вести. В 1943 году мама получила письмо от некой женщины Цукановой Маланьи Никитичны. Она писала, что во время оккупации её деревни немцами, у неё в доме скрывался Шурка. Она была, видимо, молодая и интересовалась, что нам о нём известно и где он сейчас. Она также писала, что он ушёл из ее дома и хотел добраться до своих, но вот видимо не добрался, и где его косточки лежат сейчас или где зарыты – неизвестно. Так канул в вечность мой брат Александр.
Во время работы отца в колхозе Шурка работал счетоводом. Я к нему приходил, и он мне читал стихи из толстой тетради, которые он сочинил, но не хотел их опубликовывать. Было там одно стихотворение, посвящённое мне. Я помню только одно четверостишие: «Учись мой брат, тебе свобода дана, чтоб разум развивать. Ни дождь, ни слякоть, ни погода тебя не в силах удержать». Этому завету своего брата я держался всю свою жизнь, и видимо он помог мне в жизни чего-то добиться.
Помню Шурку как мощного мужика, его широкую спину и большой рост. Когда он шёл на колодец за водой, то брал четыре ведра, нёс их с водой играючи. Помню, как я спал с ним, закинув руку на его широкую спину. В начале войны он писал нам много, и писал даже тогда, когда не получал от нас весточек. Его письма были очень патриотичны. Часть из них у меня сохранилась.
Где-то после войны мне написала Мария Михайловна (жена брата Бориса), что она была в Латвии на экскурсии и в одном замке, в котором в войну был концлагерь, она видела фотографию брата Шурки (или очень похожего). Она упала в обморок и ничего практически не успела узнать.
Я специально поехал в этот концлагерь, сказал экскурсоводу о цели своего приезда. Видел много ужасов: около дверей карцера почти как живой манекен жандарма, много фотографий погибших узников, их вещи, гора пепла сожжённых трупов и т.д. Но ни на одной фотографии ничего похожего на брата я не нашел. Видимо, ей показалось. Видимо, женская, чуткая натура не выдержала этих страшных впечатлений.



О себе.

Как говорил дед Щукарь в романе М.Шолохова «Поднятая целина», перво-наперво я родился – 3 января 1929 года в деревне Безбородово, скорей всего, не в своём доме, а в доме Чижовых. Там была медсанчасть и жила одна тетя Настя Чижова. Крестили меня где-то в январе, а крёстной была тётя Лена.
Я был последним в семье, донашивал всё, что оставалось от старших братьев, всегда всё было не по размеру и росту. Помню, мама мне сшила штанишки из какого-то грубого сукна, и я всегда натирал себе до крови внутренние части ног, а особенно, когда там было влажно.
В друзьях у меня были близко живущие от нас Вовка Гоголин и Васька Каратаев. Игры наши были без купленных игрушек. С Вовочкой Гоголиным играли, в основном, в малиннике перед домом. Там мы строили шалаш и прятали всякие «секретики». У меня была коробка из-под папирос «Ледокол Седов»». Так вот на ней я написал, что это «Седов с сендирюшками». А сендирюшками называл всякие болтики, гаечки, шайбы и т.д.

Мой класс в Безбородовской школе, 1939-1940 гг. Во втором ряду: четвертый – я, шестой – Володя Гоголин

Всегда был предоставлен сам себе. Очень много купался и плавал на лодке на вёслах по реке Шоше. Она была до войны мелкой, но рыбы много. Её ловили бреднем и на берегу реки в большом котле варили уху на всю деревню.
Дед Степан Гоголин (Вовки Гоголина дед) стучал в рельс, приглашая на уху. Народ со своими плошками и ложками приходил на этот зов. Дед Степан много клепал кос, и всегда слышен был стук клёпки.
Зимой мы делали самокаты. Ведь магазинов, таких как сейчас и в помине не было, а если бы и были, то покупать было не на что. Так вот, делалось это так: брали доску, на неё ровным слоем наносили коровяк (его было много в деревне) и замораживали. Получалась скользкая поверхность, потом к этой доске приделывали стояк с ручками, и получался самокат, на котором с ледяной горы можно было быстро съехать. Коньков и ботинок нормальных тоже не было. Поэтому брали брусок, к нему приделывали проволоку (это было полозье), и верёвками это устройство прикручивали к валенкам. А как быстро можно было скользить по льду!!! А если ещё распахнуть полы рваного пальто, то под таким парусом летишь по льду всем на зависть.
Когда у меня появились «снегурочки» – это было большое счастье. Лыжи и палки делались из подручного материала. Зимой, в мороз так нагуляешься, что потом на печке долго согреваешься и сушишься. Кстати, в печку заделывались крынки, в которых можно было сушить варежки и носки. Помню, что в детстве много болел, особенно малярией. У нас в деревне это была всеобщая болезнь. Носили по домам таблетки (акрихин) и гасили эпидемию. Малярия очень сильно донимала нас. Это страшная болезнь, когда под грудой одеял невозможно было согреться. И ещё очень много плакал, ожидая, что меня кто-то пожалеет. Но всем было некогда со мной няньчиться…
Учиться я пошёл рано. Меня приняли в школу при условии, что, если будет тяжело, то можно уйти. Отец, которого уважали в деревне, отвёл меня в школу и попросил директора Гоголина принять меня.
Для книг у меня была тряпочная сумка (портфелей тогда мало у кого было), и я начал учиться. После первого класса меня на школьной линейке хвалили и премировали школьным ранцем. Тогда я, захлёбываясь, пообещал, что «буду учиться ещё лучше». А куда лучше, когда у меня были одни «отлично». Первой учительницей у меня была Чеснокова Евдокия Васильевна, очень приятная молодая женщина. Кстати, у директора жена была тоже педагог, и звали её Елизавета Васильевна Гоголина. В Безбородовской школе я проучился 5 классов. После того, как школа сгорела в 1941 году, учителя Гоголины ездили на работу в Новозавидово в среднюю школу на ул.Рабочей.
Недавно мне принесла Галя Миронова фото моих учителей: Бокаревой Полины Григорьевны 15.05.1911 г.р., Бокарева Сергея Сергеевича 19.05.1905 г.р. Они преподавали в Безбородовской школе до войны, а как школы не стало, стали работать в Тешиловской начальной школе.

Розанов Георгий Павлович, заведующий Тешиловской нач.школой, и Бокарева Полина Григорьевна, учитель нач.классов.
РозановГ.П. награжден Орденом Ленина, Бокарева П.Г. - медалью "За трудовое отличие". На фото 23 мая 1949 года в Тешиловской нач.школе

[Elena]

Бегом по жизни
(продолжение)

Деревня Безбородово.

Наш дом был самым отдалённым от шоссе, поэтому от дома до шоссе тянулась длинная тропинка с калиткой перед дорогой. Когда для новой дороги сделали насыпь (в связи с затоплением), от нашей калитки пришлось делать ступени на «подросшую» дорогу.

В конце 1930-х годов по обе стороны от калитки за забором мы всей семьёй решили посадить деревья. Привезли четыре берёзки, посадили и назвали именами моих сестёр: Поля, Зина, Нина и Муся. И случилось необъяснимое: первая, вторая и четвёртая одна за другой чахли и погибали, а третья стоит до сих пор. Так и сестры мои: Нина прожила дольше всех – 82 года, а три остальные сестры достаточно рано ушли из жизни – вместе со своими берёзами.
Слева от нашего дома жили Каратаевы. Это тётя Зина, Лёнька, Зина, Васька. С последними я дружил и часто ходил по грибы и ягоды. Зина как-то вспоминала, как мы ходили за ягодами на хутор Толстого (позже я узнал, что там была раньше усадьба барина Николая Алексеевича Толстого, которая называлась Новинки), и я потерял бидончик. Искали его все и нашли.
Справа был дом тёти Шуры Моревой. Первого её мужа я не помню. А вот второго – да, это был дядя Коля Чижов. Хромой; он работал бакенщиком. Ему надо было по вечерам зажигать огни на бакенах, ведь река Шоша была судоходная. А по утрам он эти лампы гасил. Как сейчас видится: он едет на лодке и делает веслами короткие гребки.
Далее был дом тёти Кати Потаповой, которая жила с сестрой Верой. Тётя Катя работала на нашей дороге. За ней был закреплён участок дороги Москва-Ленинград. В ее обязанности входило следить за состоянием дорожного полотна, обочин, съездов.
Рядом с Потаповыми был дом Воробьёвых: тетя Нюра, тетя Вера, Шура, Зоя. С Зоей я дружил. Позднее у неё был муж Иван, который очень любил выпить и спал на сеновале. К Владимиру Гоголину ходил за самогоном. Сам Владимир Г. (взрослый) пил мало.
О тёте Насте Чижовой я помню очень мало. Знаю, что в этом доме когда-то был медпункт и, возможно, я там и родился.
За ее домом жил Володька Гоголин – мой первый мальчишеский друг. Как только я стал ходить, так мы стали дружить. И каких только забав у нас не было. Это и игра в малиннике около нашего дома, и строительство шалаша в нём, и всякие «хроники» и т.д. Фантазии хватало на многое. Много купались в ручье и плавали на лодке. У нас их всегда было несколько штук.

Уезжали порой далеко по реке к устью Шоши. Там был «Винный остров» - это напротив впадения в реку Шоша речки Дойбицы. Так вот оттуда как-то уставшие возвращались домой, а я не стал грести и сидел на корме лодки за рулём. Это было самое лёгкое занятие. Проплывали под строящимся мостом, а заключённые (они строили мост) вылили на нас ведро гудрона. Так на Володю не попало, а всё вылилось на меня. Домой я пришёл, как негр. Хорошо, что в медпункте нашлось, чем меня отмыть, а одежду выбросили.
Был ещё такой случай. Мы купались в ручье, а с берега мальчишки бросали кирпичи, которые изображали взрывы. Когда я выныривал, то один кирпич попал мне по голове. В голове конечно звон раздался, шишка образовалась, но всё закончилось благополучно.
Плавая на лодке по реке, ловили рыбу «на проводку». Это к леске цепляли блесну и тянули леску за лодкой. Ловили иногда очень больших щук.
У Володи был дед Степан, который летом отбивал косы для сельчан. И всегда слышен был стук молотка. До прогона было ещё два дома. Это тёти Насти Потаповой (Чижова) и дяди Егора Крячкова. Он был кладовщиком в колхозе. Небольшого роста, содержал в большом порядке свой огород, землю копал под картошку, взрывая лопатой очень глубоко землю.
За прогоном стоял большой дом. Там жил дядя Коля Миронов (хромой). Очень интеллигентный мужик.
Дальше был дом тёти Зины и дяди Вани Крючковых. У них помню Симу и Виктора – это их дети. Виктор после войны пришёл из армии весь в орденах и отличиях, но стал увлекаться выпивкой и вроде бы закончил жизнь какими-то невзгодами.
Далее стоял дом моей крёстной тёти Лены (не помню её фамилии). К ней я как-то заходил. Она сама управлялась с огородом и доживала свою старость. Где-то поблизости жил её сын с семьёй, но его я не знаю.
Около её дома был мне малознакомый дом Потаповых. Там жила родня В.Гоголина Зоя Потапова.
Дальше был большой дом Моревых. Там была почта, жили знакомые девочки Нина и Валя Моревы. Нина работала на почте. Валя полная моя тёзка.
А через дом от них в сторону Москвы жил мой друг Борис Пылаев. У него маму звали Варварой Алексеевной, а бабушку Ириной. Этот дом я знаю хорошо. Потом он после смерти Бориса перешёл жене, ее звали Машей. Она сначала жила там наездом, а потом жила постоянно. К ней приезжала её дочка Ирина. Дом Пылаевых был последним на этой стороне деревни. Дальше дорога делала небольшой подъём и уходила в сторону Москвы.
На другой стороне деревни, почти напротив нас, был дом дяди Коли и тёти Маруси Потаповых. Они жили почти около реки Шоша. Дядя Коля был портной. У них сын Борис и дочка Нина – подруга моей сестры Маруси. Недавно (в 2014 году) ей исполнилось 90 лет. Я ей звонил в г.Клин. Она там жила у дочки.
Рядом с д.Колей жила большая семья Голубевых. Мать звали т.Нюша, а детей: Зина, Коля, Володя. С последним я дружил и даже пас колхозных телят. Впоследствии он работал кузнецом. В то время ходил всегда босым, с грязными ногами. На предложение их помыть, говорил: «А что их мыть, грязь засохнет и сама отвалится». Когда пасли телят, любили лёжа на спине рассуждать: «А что там далеко в небе?» Володя часто воровал у матери из сундука сахар и сосал его, держа чёрный от грязи кусок в опять же грязных руках.
Рядом с Голубевыми жила одинокая женщина. Потом стоял дом тёти Мани Чижовой, где жил мой товарищ Вася Чижов. Была у него сестра Сима, очень милая девочка. С Васей мы с чердака их дома стреляли во время войны из винтовки по курам, гуляющим в огороде. Потом подбирали тех, в кого попали, варили их на костре и ели. Это было очень голодное время. Мать заставляла Васю искать пропавших кур, и он это делал. Потом его призвали в армию, и он погиб при взрыве мины. Он служил сапёром. Отчаянный был парень!!!
Следующие дома и их жителей помню слабо. Где-то там жила очень симпатичная девочка, звали её Зина Каменева. На той же стороне справа был дом моего дяди Василия Морева. Его забодал бык, и он стал хромать.

Василий Морев - мой дядя

Была у него дочь Шура, она работала в Химках таксистом и иногда приезжала к отцу.
Жителей следующих домов почти не помню.

Запомнилась свадьба, которая была у нас в деревне в 1939 году.
Сочетались мой брат Борис с Марией Михайловной Келейниковой и второй брат Костя с Ниной Михайловной Журкиной. Первая невеста из-подо Ржева, она преподавала у нас в школе немецкий язык. Вторая из Новозавидово, она работала на фетровой фабрике. Свадьба была двойная. Больших подробностей не помню. Музыкантов было трое: я играл на балалайке, Борис на мандолине, а Шура играл на гитаре. За печкой стояла бочка с пивом или с бражкой. Внизу бочки была затычка, открывая которую жидкость выливалась. Веселились долго и шумно, по-деревенски. После с Борисом и Марией ездили к ней на родину.
Там были две деревни: Борисово и Костешино. По деревне с гармошкой ходили толпой молодые люди, и я был свидетелем жестокой драки.
Потом у Журкиных я был в гостях. Их дом в конце улицы, ближе к лесу (смотря от фабрики). Спали на полу.


Немного о музее…

Дом деда в деревне Низовка разобрали, перевезли и собрали вновь на станции Завидово. На телеги также погрузили кое-какие вещи и библиотеку (2 тыс.книг).

Дом С.Д.Дрожжина, перевезённый из Низовки. Станция Завидово, 1937 г.

Везли на трёх подводах.
Для переноса праха деда была создана комиссия, в которую вошла и мама. Было вырыто несколько гробов, в том числе церковных служителей. Могила деда была не ухожена и не подписана.

Место захоронения Дрожжина на Шошинском кладбище

При вскрытии крышки гроба я видел его скелет и седые волосы на груди (от бороды). Сохранились листья фикуса, уложенные вокруг головы, вместо цветов.

Дрожжин в гробу, декабрь 1930 г

Он умер 23 декабря 1930 года, а могилу вскрыли в1937 году, но листья фикуса были как живые. Кроме того в гробу сохранилась книга стихов деда с яркой обложкой, но переплёт сгнил. Старый гроб был положен в новый, оббитый красным материалом, и перевезён с Шошинского кладбища на станцию Завидово к Дому-музею. Похоронили его перед домом, поставили надгробный белый камень на могиле.

Первый надгробный камень над могилой Дрожжина перед музеем. 1937 г.
Его видно и на общей фотографии музея 1937 года (см.выше)
На фото - Матвей Дудоров, племянник поэта, с сыном и другом

Первым директором назначили рабочего Н.В. Конаева. Он занимался строительством дома и перевозкой экспонатов. Грамотно расположить вещи в музее ему было трудно, не хватало образования. Поэтому решили привлечь к этой работе студента 4 курса Калининского историко-педагогического института Леонида Андреевича Ильина. Он стал автором первой экспозиции и до последних дней своей жизни остался преданным музею, свято хранил и популяризовал творчество деда.

Леонид Андреевич Ильин

Его усердием сохранены ценные материалы. Ведь известно, что война нанесла непоправимый урон всем музейным экспонатам. Часть из них была разворована, часть сожжена, в печке фашисты сожгли и библиотеку деда, перевезенную в музей из Низовки. После войны, когда Ильин демобилизовался из армии, он сумел по крохам воссоздать музей. Ходил по родственникам, собирал мебель у жителей Завидово, из фондов других музеев памятные дедовы вещи, фотографии и книги. Он сохранил у себя дома рукописную тетрадь, куда записал названия около 450 книг из личной библиотеки С.Дрожжина с автографами знаменитых людей того времени. Книги пропали, а надписи сохранились в этой тетради. Сейчас в музее хранится маленькая стопка листов, собранных около музея после ухода немцев. Это всё, что осталось от большой библиотеки поэта.

[Elena]

Бегом по жизни
(продолжение)

Война 1941-1945 гг

В первый день войны стояла отличная солнечная погода. Мы с братом Борисом, который работал на пароходе, приплыли на его полуглиссере по р.Шоше с Волги в деревню. Я шел счастливый, в новом, купленном братом Борисом матросском костюме. Мы подходили к дому. Мама выглянула в открытое окно и с ужасом воскликнула: «Война ведь началась». Всё сразу перевернулось в жизни.

Брат Борис

На второй день пришла брату повестка о призыве в армию. Я вызвался его провожать до станции к военкомату. Там была огромная толпа народа. Я попрощался с братом Борисом. Ко мне подходили корреспонденты газет. Позже появилась статья с моим интервью.
Сразу же жизнь изменилась, народ стал накапливать продукты, резать скот, засаливать мясо. Многое в деревне закапывали в землю для сохранности. Для этого вырывали большую яму наподобие крынки, обжигали её изнутри можжевельником от всяких вредителей и складывали своё добро. Порой ямы эти вскрывали мародеры, и люди лишались своих припасов.
В это время дорога через Безбородово была очень оживлённой. По ней двигались войска, техника и прочее в сторону Калинина, а в обратном направлении вели раненых, гнали скот, ехали беженцы.
Впервые я увидел и узнал, что такое волокуша. По зимней дороге их везли и люди и машины. Пару или больше лыж связывали вместе, и на них закреплялись коробка или ящик с грузом. И легко, и просто. Дороги, конечно, от наледи и снега не чистились. В этом случае много лыж выбрасывалось по всяким причинам, а мы подбирали, и не важно было, что они имели сколы или трещины.
В 1941 году, когда немцы приближались к Безбородову, мы большой семьёй решили перебраться к Поле в Вахонино. Мы - это моя мама, папа, семья Астафьевых (Николай Петрович, сестра Зина, их дети: Лёва, Валя, Тая, Юра, Володя),

Сестра Зина (Астафьева)

семья Алексеевых (сестра Нина с детьми: Таней и Славой. Муж Нины, Василий, был призван в армию).

Сестра Нина (Алексеева)

Погрузили на телегу домашний скарб, бочки с мясом, постели и т.п. Этот переезд запомнился относительно хорошо. Проезжали через деревню Мокшино. По дороге в Мокшино остановились в доме отца Николая Петровича Астафьева, тестя моей сестры Зины. Это был слепой мужик (не знаю, сколько лет ему было). Жил он один на конце деревни у речки Дойбицы. Запомнилось, как он вынимал из печки чугунок с картошкой. Руками нащупывал его среди углей и вынимал. Родители решили кое-что закопать в землю во дворе его дома, но хотели, чтобы он не знал где и что. Так вот он выходил и прислушивался, желая понять, что же делают. Потом мы проезжали еще несколько деревень. Проезжали мимо одной заброшенной пасеки. Николай Петрович вскрыл несколько ульев и принёс пластины сотов с мёдом. Мы, дети, таскали их и сосали мёд из сотов.
У Поли была большая изба, но всё равно было очень тесно, а деваться было некуда. Все дети спали поперёк большой кровати в большой комнате.
Помню, что у нас было вырыто во дворе на улице бомбоубежище, т.к. немцы бомбили деревню. Однажды во время бомбёжки мы (маленькие дети) забились в простенок между печкой и стеной и по просьбе моей матери отчаянно молились Богу, как учили. От содрогания почвы висевшая на стене верёвка раскачивалась. Это я запомнил, потому что было очень страшно, когда весь дом ходил ходуном. Еще от бомбёжки и обстрелов мы прятались в бане, которая была зарыта в землю. Но к ней надо было бежать по полю. Помню, бежишь, а вокруг тебя летят трассирующие пули, особенно заметные в темноте.
Питались запасами с огорода и мясом, привезённым с собой.
Самое страшное событие произошло 16 октября 1941 года. Отец с мамой, оставив нас в Вахонино, вернулись в Безбородово по колхозным делам. Там жила моя сестра Муся.

Сестра Мария (Муся)

Отец вместе с кладовщиком Егором Крячковым и колхозниками в этот день поехали на санях (уже выпал снег) к зерновому амбару, чтобы разделить колхозный хлеб (зерно) среди колхозников с условием, что они его сохранят. Летели три немецких бомбардировщика очень низко, наши солдаты стали стрелять по ним, ну а фашисты в отместку сбросили 3 бомбы. Отец крикнул Егору: «Ложись!», но залечь они не успели. Его и Егора осколки поразили насмерть, а мама успела лечь, её только контузило. Муська растерялась и не легла, и её тяжело ранило. Она лежала, истекая кровью, а в это время по прогону шло большое стадо коров и быков. Они лезли на кровь, а мама их отгоняла. Через какое-то время Муську перевязали и вместе с другими ранеными повезли на полуторке в сторону Москвы. Но она не выжила – ранение было смертельным. Погибло много военных и гражданских. Отца и других погибших схоронили тут же в прогоне.
Позднее могилу отца родственники вскрыли и перезахоронили в селе Новое (сейчас это село Свердлово) недалеко от церкви. На его могиле, которую нам показала сестра Поля, мы с Костей поставили деревянный крест и сами сделали табличку. Потом уже году в 2010 мы с Серёжей Сапуном поставили купленный в Конаково крест и оформили могилку. Каждый год мы с Тосей ездим на могилы мамы в с.Завидово и отца в Свердлове.
Да, мы были детьми войны, многое пришлось пережить, и всё принимали, как надо.
Вскоре после того, как немцы были разбиты под Москвой, мы вернулись в Безбородово, и начались военные тыловые будни. А что это такое? Это голод и холод. Работали в колхозе. Я пахал и бороновал на быках, лошадей-то всех забрали на фронт. Очень трудно было бороновать на быках. Они голодные и, как только увидят в стороне травинку, их не удержать. С Вовкой Голубевым мы пасли колхозных телят какое-то время.
Школу в нашей деревне немцы сожгли, но ведь надо было учиться. Мы втроём: я, В.Гоголин и Б.Пылаев решили учиться в с.Завидово. Это в восьми километрах от Безбородово, и в 1942 году мы пошли в 6-й класс. Вставать надо было рано, дороги не чистились, морозы стояли очень сильные, и снега было много. Но мы упорно ходили и пешком, и на лыжах, цеплялись за машины сделанными из проволоки крючками. Когда очень рано выходили на улицу, неизменно нас встречал сторож со словами: «Здрасте, здрасте, добро утро, как же вам далеко ходить». Он всегда говорил нам эти слова. Морозы и ветры в те года были сильные, и часто, пройдя 8 км, нас встречала на дверях школы надпись, что занятия в связи с морозами отменяются. Мы радостные возвращались домой.
А голодно было в эти годы очень. По карточкам давали малость продуктов, и я помню, что мы, возвращаясь домой, мечтали о еде. Нас в доме было много едоков. На обед варили гороховый суп. Самым лучшим казался он в то время. Его оставляли нам, чтобы покормить после школы.
Часто вспоминаю то время, как мы шли друг за другом в школу и обратно. Дорога продувалась сильным ветром, холод до костей пробирал. Особенно приятно было идти за Борисом Пылаевым. Он среди нас был выше всех. Когда возвращались домой, мы с Гоголиным садились на его крыльцо и мечтали о будущем.
Нам, мальчишкам, было всё интересно. Позади нашего дома на картофельном участке была поставлена деревянная платформа, на которой стояла 10-ти зарядная зенитная пушка на четырех колёсах. Она могла вращаться на 360 градусов и стреляла очередью. Жили солдаты-зенитчики в нашей бане. Запомнился мне зенитчик по фамилии Кошкин. Он любил петь песни, но страдал картавостью. И песни в его исполнении нам казались такими смешными. Особенно, он любил распевать «Эх, загулял, загулял парень молодой…».
Зениток было вокруг моста 4 штуки. Они охраняли мост, ведь дорога-то имела стратегическое значение. Немецкие самолёты продолжали совершать авианалёты, бомбить дорогу и мосты даже после своего отступления.
Я помню три конструкции мостов. Первый стоял на быках, с которых мы ныряли в воду или загорали.

Мост в Безбородове через р.Шоша до затопления, 1935 г

Его перекрытия взорвали наши войска во время отступления, чтобы хоть как-то замедлить напор фашистов на Москву. Помню, когда мы вернулись из Вахонино в Безбородово, то увидели рваные куски моста, свисающие с обоих берегов Шоши. Как только врага откинули от Москвы, и Калинин был освобождён, мост стали срочно восстанавливать. Большие пролёты моста доставляли на барже.

1942 год. Восстановление взорванного Безбородовского моста.

34 - копия.jpg (37.78 KiB) Просмотров: 13284

Первый мост еще очень страдал, когда шёл ледоход по весне. Приезжали специальные отряды подрывников, разбивали взрывами торосы, которые образовывались при подходе к мосту. А мы, ребятишки, с торбами на плечах, бегали по льдинам и собирали рыбу, которая оглушалась от взрывов. Нас гоняли, но бесполезно. Время-то было голодное. Второй мост был навесной, деревянный. Третий мост построили позднее, когда сделали насыпь. Его строили при наличии старого моста. Недалеко от реки стояло 2-х этажное кирпичное здание, в котором был и магазин, и клуб, и столовая с буфетом. Так вот его засыпали, когда делали насыпь для нового моста.
На дороге в начале войны была будка с регулировщиками и мы, пацаны, часто забивались в неё и любили слушать песни и рассказы одного парня. Он нас научил и хорошему, и плохому. Мы выучили тексты песен, в основном похабных.
Вокруг было много оружия, его везде можно было найти. Взрослые пытались у нас отобрать трофеи, но мы умели прятать, а патроны, например, хранили в скворечниках. Стреляли много и везде. Как-то пошли стрелять на толстовский хутор, около Елизаветино. Вдоволь настрелялись из СВТ, вышли на шоссе, а там стоит милиционер. Он потребовал сдать оружие. Мы стали отнекиваться, он нас припугнул, ну нам и пришлось расстаться с вооружением. В то время специально ходили сотрудники МВД по домам и изымали оружие.
В 1943 году мы трое: я, Володя Гоголин и Борис Пылаев закончили 7-й класс и решили поступать в дорожно-механический техникум – это между метро Бакунинская и Бауманская. Мы с Борисом успешно сдали экзамены и стали учиться, а Володя не поступил, но устроился в Химках в ФЗО. Это заведение было на Грабаровском посёлке в г.Химки. Там давали рабочую карточку и форменную одежду. У нас же в техникуме была какая-то другая карточка. Время было голодное, мы с Борькой кое-как одолели первый год учёбы. Весной 1944 года нас попросили освободить общежитие для испанцев, которые приехали в Советский Союз в 1936 году и к этому времени закончили 7 классов, их надо было учить дальше. Нам некуда было деваться, и Володя уговорил нас с Борькой поступить в ФЗО. Нас с удовольствием приняли, т.к. мы имели 7 классов, а там, в основном, учились с 3-мя и 4-мя классами. Вот тут-то, в ФЗО, мы много жестокого повидали.
Спали в большой казарме, хулиганов было немеренно. Они постоянно устраивали всякие пакости. То к кружке около бака с водой подводили ток, а потом радовались, когда кого-то ударит. Или спящему человеку между пальцев ноги закладывали пластинку пластиглаза и поджигали её. Спросонья человек начинал усиленно махать ногами, а пластинка прилипала к пальцам. Это зверство называлось «велосипедом».
Кормили нормально. Учили электрическому делу. Мастером у нас был парень по фамилии Горбачёв.
Опишу житейские дела. Я вместе со своими друзьями проживал в общежитии в бараке № 16 по Грабаровскому посёлку. В комнате было 16 коек и одна лампочка. В это время я пошёл учиться в школу рабочей молодёжи (ШРМ) в 8-й класс. Уроки приходилось учить в темноте и дыму, а рядом ребята играли или в домино, или в шашки. Мои друзья в это время ходили на курсы бальных танцев и отрывались кто как мог. Я же тянул свою лямку. Окончание войны не особо помню, но к этому времени мы заканчивали учиться в ФЗО.
При выпуске присваивали разряд. Нам троим, имеющим 7 классов, присвоили 4-й разряд. Пошли работать на завод №456.Устроились вместе в одной бригаде. Бригадиром был Володя Гоголин.
После победы над Германией по репарации привозили много станков и всякого немецкого оборудования, и мы подключали станки к эл.линии. Работали в цехе №3, а иногда халтурили на дачах, в домах, подводили эл.энергию. Приходилось забираться на деревянные столбы, пользуясь когтями. Как-то я чуть было не разбился, попав под напряжение на столбе.
Вскоре мы разделились, и каждый из нас получил бригаду электриков. Я стал бригадиром, но характер работ оставался прежним – подключение станков.
В начале 1945 года нас: В.Гоголина, Б.Пылаева, меня и Сашку Лисицина пригласили в кабинет директора ФЗО т.Мудрака, и предложили кому-то из нас поехать в Германию на демонтаж оборудования. Добровольно никто не изъявил желание (шла ещё война). Тогда был брошен жребий, тянули бумажки из шапки. Жребий пал на Гоголина, но он категорически отказался, потому что был единственный у матери. А Сашка Лисицин согласился поехать. Ему выдали деньги на проезд, выдали форму и нацепили погоны старшины. Потом он нам писал о своём житье, присылал фотографии, что устроился там шикарно. Купил себе мотоцикл.

Саша Лисицын в Германии, 1946 г.

На наш завод из Германии приходили целые эшелоны, в которых были и станки, и разная техника, и отдельные детали. Вот здесь я убедился, как далеко от нас ушли их достижения. Например, было много электрики фирмы «Осрам»: лампочки, провода с ПВХ-изоляцией, выключатели, инструмент (я до сих пор имею ножницы по металлу, одни дарил Косте, и он ими активно пользовался). Однажды при вскрытии вагона мы увидели полный комплект зубопротезного кабинета. А ещё впервые на наш завод привезли части ракеты ФАУ-2, которые немцы использовали для обстрела Лондона.

[Elena]

В.Морев "Бегом по жизни"
(продолжение)

Жизнь после войны

Работали на заводе в цехе №3 завода №456. Кое-где ещё и халтурили. Почти каждое воскресенье ездили домой в Безбородово. Оттуда в «котылях» (так звали мешки, рюкзаки заплечные) везли картошку и лук. Это была главная (и очень вкусная по тому времени) еда. На поезде ехать было очень трудно и тесно. Размещались мы всегда где-то на верхних полках. А выходить в Химках приходилось почти по головам. Нередко проезжали Химки и выбирались только в Левобережной. Нас забирали в караул, т.к. мы пытались пройти через охранный мост. Потом узнавали, в чём дело, и переводили нас по мосту. Молодость на всё смотрела просто.
Учился я в 8 и 9 классах. Как-то летом меня вызвали в военкомат и предложили пойти в военное училище. В то время из-за недобора курсантов можно было идти с 9 классами. Я дал согласие, и нас повезли в г.Тамбов, куда было эвакуировано 1-е московское военное училище. Но там только остались вакансии метеорологов. Я не согласился.
Нас перевели в г.Серпухов в военное училище спецслужб (СВАУСС - Серпуховское военное авиационное училище спецслужб). Я сдавал туда экзамены и сдал хорошо. Но чуть не вылетел оттуда…

21-ое классное отделение , СВАТУСС, г.Серпухов, 1949 год: я – четвёртый слева в верхнем ряду

Когда объявили день и час экзамена (вроде по сочинению) Женька Леонтьев где-то был в городе, и я пошёл писать сочинение вместо него. Это дело как-то усекли, и нас с ним вызвали к начальнику училища, хотели нас отчислить, но пожалели. Так я стал курсантом. Это был сентябрь 1948г.
Время послевоенное было ещё трудным и голодным. В 1947г. отменили карточную систему, но всё равно было голодно. У кого были деньги, что-то можно купить на базаре. Так вот, Петя Гоцуляк (очень мощный по фигуре человек) купил целую буханку чёрного хлеба и сразу её съел. После этого у него распух живот, и его положили в больницу.
Перед выпускным мы гадали, куда нас после училища пошлют служить. Так вот, делали это так. Перед картой в красном уголке раскручивали человека и направляли с закрытыми глазами и вытянутым вперёд пальцем к географической карте СССР. Куда палец упрётся, туда и пошлют.
Только в 1949 году нам стали давать по кусочку сливочного масла (форма №5), но зато отменили выдачу папирос «Казбек» и выдавали маршанскую махорку. Я не стал крутить «самокрутки» и отказался от курева. Так я бросил курить, а курил я с 1944 года. Баловался выпивкой (делали ерша из водки с пивом).
Служба и учёба в училище была не трудная, но математика и баллистика давались мне непросто. По натуре я гуманитарий, а там нужно было запоминать очень длинные формулы. Учили нас преподаватели-фронтовики, поэтому порой вели себя резко и грубо.
Я увлекался спортом: спортивная гимнастика, лёгкая атлетика, баскетбол, лыжи. В то время на лыжах я подружился с Юрием Петровичем Артюхиным. В будущем он стал космонавтом.
Командиром роты № 3 у нас был некто Степанов (капитан). Командиром взвода – молодой лейтенант, очень симпатичный. Жили мы в казарме. В роте человек 120, в каждом взводе около 30 человек. Коптинармусом роты был старшина Пирожков из бывших военных. Помню хорошо курсантов нашего взвода (классного отделения). Это: Ж.Леонтьев, Б.Кизим. Лёша Степанов, Борька Королёв.
Ко мне в училище никто не приезжал. Один раз была Зина Астафьева.

Я с сестрами: Полиной Семёновной Рубцовой и Зинаидой Семёновной Астафьевой, конец 1950-х

Много интересного вспомнить из быта и учёбы в училище. Оно сейчас стало высшим военным училищем ракетных войск Российской Федерации (СВАТУСС – Серпуховское военно-авиационное техническое училище специальных служб). По окончанию училища нам было присвоено звание «лейтенант». Я получил назначение в город Тушино на завод №456 на должность техника-приёмщика. Это, другими словами, младший военпред. На заводе стали делать пикирующие бомбардировщики. Ранее на нём делали троллейбусы. Понятно, что сборщики не могли сразу перейти на качественную работу и поэтому, принимая оборудование самолёта, выписывалось сотни замечаний. Я осматривал качество изготовления спец.оборудования самолёта. Это - эл.оборудование (приборы, датчики и т.п.), радио и кислородное оборудование, расположение приборной доски, прокладка и крепёж проводов и т.д.
Жили мы втроём в 2-х комнатной квартире: я, Сашка Булимов и ещё один капитан Бородин. Он нас учил, как жить, как пить и т.д. По вечерам ходили на танцы. Там-то я и повстречал свою благоверную, с которой живу уже 65 лет. Приглянулась она мне сразу. Я был выпивши и проводил после танцев до дому, но куда проводил, хорошо не запомнил. Через некоторое время купил билеты в театр и пришёл к дому, где она жила. А точно квартиру не помню. Спросил ребятишек: «Где живёт здесь Тоня?» Они сказали: «это которая на коньках катается?» А я этого не знал. Кое-как нашёл. Оказывается, она тем, кто ей не очень нравился, говорила, что её звать Тоня, а друзьям – «Тося». Потом познакомился с семьёй и нашли общий язык. Гуляли, танцевали, ездили в ДК на завод им. Сталина (ЗИЛ) на танцы. Поженились в ноябре 1951 года. Свадьбы пышной не было. Жили тесно, и первая брачная ночь была у нас на полу (между столом и окном), потом нам выделили диван.
Вскоре женился Юра, и у них родился сын Миша, нас стало 8 человек в 18 метровой комнате. Но нам было не тесно. В комнате всегда был порядок, везде были убраны вещи и накрыты кровати. С соседями были очень хорошие отношения. Напишу, кого я помню из соседей. Это д.Коля и т.Наташа Щёголевы, Стас и Женя Акименко с дочерью, а других не помню. Жили дружно.
Я пошёл в 10 класс ШРМ и окончил его в 1952 году.

Я сдаю экзамен в вечерней школе рабочей молодёжи, 1951-1952 гг

Летом 1952 года у нас родилась дочка – Ирина.

Мы с Тосей и Ирочкой, 1953 г.

Знаний у меня было небогато. Поэтому для того, чтобы поступить в Академию, надо было серьёзно подучиться. Я поступил на курсы подготовки в Академию на Цветном бульваре. Там читали лекции в основном преподаватели из Академии Жуковского, куда я и хотел поступить.
В это время я работал в приёмке на заводе в Электрическом переулке, где изготавливали для армии приборы, в частности «Свой-Чужой». До этого завода я работал ст.плановиком в управлении в Голутвинском переулке. Должность была такая и оклад 1300 р. А мне посоветовал начальник отдела, некто Фурлетов, перейти в приёмку на более низкую должность, но с окладом 1400р. в месяц. Я так и сделал, мол всё равно звание должны были присваивать, но тогдашний министр обороны Жуков издал приказ только по предыдущей должности, так что я проходил в ст.лейтенантах семь лет. Увы!
Были и другие неприятности. Когда сдал все экзамены и всякие комиссии, я играл в волейбол и упал на колено. Из мениска вылилась жидкость, и образовался пузырь. Пошёл в поликлинику, а мне Виноградов говорит: «Ну что же, будете поступать на следующий год, а на колене надо сделать операцию». Я отказался и с досады опять пошел играть в волейбол, и упал на то же колено. Жидкость ушла куда-то, и операции не потребовалось. И поступил в Академию в этот же год.
Учёба была трудной и интересной. Сколько событий, их все не опишешь, а сколько интересных людей!!!
Когда я подал документы в Академию, меня пригласили из планового отдела в штаб ВВС, что на Пироговской улице, на полковничью должность. Видимо, я был перспективный. Но, когда узнали про Академию, то пришлось пойти на попятную. Вот так, может быть, я бы раньше дослужился до полковника. Но я ни о чём не жалею.
Так вот я в Академии. Я хотел учиться на 3-м факультете (что по электрике), но членом комиссии по приёму в Академию был Павел Иванович Кутепов, и он по документам посмотрел, что я активно занимаюсь всеми видами спорта и перетащил меня на свой факультет №2 (это ф-т вооружения). Так я стал вооруженцем (авиационным).
Запомнились преподаватели: Вентцель, генерал и его жена Елена Сергеевна, которая вела у нас курс теории вероятностей. П.И.Швейкин – по математике (очень его боялся), Владимир Пугачёв, Баранов – педант (Он давал взаймы деньги, но обязательно брал расписку. И когда долг возвращали, он при заёмщике рвал расписку. Также и сам давал расписку, если у кого-то занимал. И если ему не возвращали расписку, то долг он не отдавал). Также Бонч-Бруевич, хороший спортсмен Протопопов и многие другие, например: Мубаракшин, Волкоедов и т.д.
На долгие годы моими неразлучными друзьями были: В.Прописнов (жена Юля), К.Каширин (жена Зина), Генка Белов (с ним мы часто играли в бильярд), Виталий Золотухин (его жены Розка и Тамара), Костя Рябов, Евдокимов Юра (жена Катя). Дольше всех общались с Юрой Евдокимовым. Остальные рано умерли или с кем-то судьба развела.
После Академии В.Прописнова и В.Золотухина распределили в Венгрию на аэродром. Много друзей их провожали на Белорусском вокзале. И вот тогда я в слабом подпитии на платформе запел песню «Россия». Голос у меня тогда был приличный, и собралось вокруг много слушателей. Вот эта песня и оказалась на диске записанной в 1970 году на квартире Б.Самухина, когда я приезжал в Клин к сестре Поле. Сейчас с удовольствием её слушаю.
Диплом я защищал в январе 1959 года. В это время как раз проходил XX съезд партии. Тема диплома: «Самолёт-снаряд типа «Воздух-воздух». Защитил на отлично. В 1959 году Академию закончил Юрий Власов и Юрий Петрович Артюхин – космонавт. Первым тренером по тяжёлой атлетике у Юрия Власова был некто Багдасаров. Их тренировки в зале я не раз наблюдал. Вместе с ними активно занимался Влад.Влад.Юшкин. Впоследствии мне с ним пришлось видеться в приёмке. Он стал районным инженером на другом объекте в Свердловске. Там жил и работал Коля Ерёмин, мой однокурсник (очень гордился, что окончил Академию). Власова включили в состав сборной команды и назначили оклад в размере 3000р.
Перед окончанием Академии нас несколько человек отобрала какая-то система (В.В.Юшкин, Ерёмин Коля, Кулиджанов, Владимиров Ю. и ещё кого-то), долго всех проверяли и послали на режимный объект. На Курском вокзале нас провожали (где-то в мае) большая группа родных и друзей.
Так мы оказались в закрытом городе, который в это время назывался Арзамас-16, а почтовый адрес: Москва – Центр-700. Вот те раз? Уехали из Москвы, а оказались в её центре. Поселились вначале в гостинице №3. Вот из окна её я впервые увидел А.Д.Сахарова, коттедж которого был напротив. Он вёз по тротуару коляску с сыном. На объекте Сахаров не смотря на гонения всегда считался большим специалистом. И когда в Москве он был в опале, в Арзамасе никогда уважение к нему не пропадало. На 21-й площадке с трепетом относились даже к его кабинету, где часто собиралась межведомственная комиссия по решению различных задач. «Где будет работать комиссия?» – «В кабинете А.Д.».
Определили на завод №3 в приёмку инженером-приёмщиком. Там делались детали для атомных бомб. Помню, что не раз принимал полусферы для центральной части атомного заряда. Сдавал их мне работник ОТК Зудилин. Потом меня перевели на завод №1. Это опытный завод, где изготовляли и проверяли детали для атомных бомб. Приёмку возглавлял Дмитрий Алексеевич Елкин, а зам. его был Кондратенко Геннадий Максимович. Очень долго я работал в ЛКИ (лаборатория контрольных измерений), которую возглавлял Ю.В.Максимов. Там работали Беляшкина Нина, Михайлова Тоня и др. От приёмки почти постоянно в ЛКИ работали под моим началом Меренкова Евгения Алексеевна и Обертинская Роза Николаевна. Они, наверное, были на должности ст.техников приёмки. Узлы и детали проверялись после воздействия на них плюса, минуса, ударов, вибраций и т.д.
Часто приходилось ездить и работать на площадке НИК (научно-испытательный комплекс). За работу там и ряд рационализаторских предложений, а также за всё прочее я и получил вместе с группой товарищей Лауреата Государственной премии СССР в 1979 году. Начальником НИК был Ю.Карпов, а заместителем Ерзин.
На рельсовой дороге отрабатывали соударения головной части с различными преградами. Оттуда-то я вывез для домика своей дачи целую машину досок от пороховых ящиков. Рядом с нами был участок Бориса Назарьяна.
Сначала нам дали квартиру в хрущёвском доме на 5 этаже по улице Александрóвича. Там мы с Тосей отметили 10-летие совместной жизни. Было много гостей и очень много мы пели при открытых окнах. Нас слушал дом напротив. Помню, как мы купили фортепьяно «Волга». Ирочка уже начала ходить в муз.школу, где директором был Корниенко.
Это пианино надо было затащить на 5 этаж нашего дома. Лифта не было, а лестница была очень узкая. Так вот, мы пианино (весом 400кг.) поставили на «попа» и так поднимали, отмечая каждый этаж отдыхом и выпивкой. Помогали тащить Генка Истомин и В.Иванов. Тогда пианино мы всё-таки затащили, но, уезжая из Арзамаса, мы не смогли вместить его в контейнер и продали за бесценок, а ещё не поместились отличные стулья.
Позже мы переехали в квартиру на 1 этаже шестиквартирного дома на улице Чапаева, после отъезда оттуда Кондратенко Ген.Максим. Там родилась у нас дочь Инна. Там мы отметили 50-летие Тоси. Была хорошая кампания. Поучаствовал в торжестве и Ю.П.Артюхин. Он в это время приезжал на открытие лыжного мемориала им. Музрукова Б.Г.
Тогда мы работали плечо к плечу с друзьями и соратниками. А сейчас это большие и громкие имена. Это трижды герои соц.труда Ю.П.Харитон, А.Д.Сахаров (с ними контактировал часто), Курчатов, Я.А. Зельдович (*с ними косвенно), дважды герои и единожды: С.Г.Кочарянц, Б.Г.Музруков, Д.А.Фишман (с ними часто контактировал). А ещё Трутнев, Бабаев, Павловский, Огнев, Мирохин. Осталось много воспоминаний. Они живут в душе. Мне удалось заполучить несколько книг о тех временах.
Недавно читал про Сергея Капицу, и он там описывает про одну научную конференцию по ВМГ (взрыво-магнитный генератор). Я участвовал в проведении опытов по подрыву этих ВМГ. Это делалось на 1-м заводе около пятого сектора, которым руководил Савкин Геннадий. Ко мне он питал очень тёплые чувства.
По ВМГ я делал подробный доклад в 12 ГУМО и ездил туда для проведения занятий. Возглавлял 12 ГУМО генерал-лейтенант Бойчук (затем он стал маршалом артиллерии). Главным инженером был Осин Александр Антонович, а моим непосредственным начальником был Зеленцов Сергей Александрович.
Начальником отдела был Косоруков Владимир, а его заместителем капитан 1 ранга Ковалёв Володя, с которым мы пели нашу любимую песню «Призрачно всё в этом мире бушующем». Они к нам любили приезжать. Кушали, выпивали. Часто с ними приезжал капитан 1 ранга Гурзов Виктор. Очень весёлый, девочек моих называл «микробиками».
Впервые я участвовал в отработке тактического комплекса Луна и Луна-М на полигоне Капустин Яр (Капяр). Со мной там работали Виктор Морозов, Володя Баранов, Толя Веселовский и др. Потом было много командировок на Байконур, Новая земля, Семипалатинск, на Восток (на реку Зея), гор.Свободный, в.часть генерала Гарбуза. Много был в командировках с ген.лейтенантом Никольским. Как-то пускали из-под Воркуты по Новой Земле 3 ракеты с ядерным боезарядом. Это были последние пуски ракеты Р-16 с временного старта. Жили и питались в спец.поезде. Обслуживали нас в вагоне-ресторане официантки. «Легендой» нашей секретной работы был запуск космонавта. На дворе 1961 год. Юрий Гагарин уже облетел Землю, намечался запуск второго космонавта. И тем самым космонавтом «выбрали» меня, поэтому ко мне обслуга имела особое отношение. И какое же у них было разочарование, когда я после третьего пуска пришёл опять в вагон-ресторан!
Много интересного было в поездках на восток, в г.Свободный. Там располагалась войсковая часть, где как бы на дежурстве стояли три ракеты, в которых периодически проверялись всяческие параметры (не меняются ли они с течением времени и погоды). Так вот в головной части тоже стояли разные датчики, в том числе психрометры, которые измеряли влажность в головной части ракеты.
Свободное от работы время мы проводили в походах. Любили посещать старика Демидыча, который жил на противоположном берегу реки Зеи. Подходили мы к берегу, и дружно кричали «Демидыч». Он заводил моторку и переправлял нас к себе на другой берег. У него мы спали на полу и ходили ловить хариуса в соседних речках. Интересно их ловить – рыбы не видно, речка мелкая, вода бежит быстро, а рыба ловится на какую-нибудь яркую тряпочку и, конечно, крючок. А на озере ловили на «поводок». Это к доске крепится бечёвка и леска с крючками. Идёшь по берегу, а доска плывёт под углом к берегу и к крючкам с яркими тряпками выскакивает из воды рыба и цепляется. Какая же вкусная эта рыба!
Как-то я решил проехать на поезде до Байкала, чтобы понять расстояние, а в Иркутске сесть на самолёт. В Чите я выскочил на остановке купить сметану, а когда садился на ходу в поезд, то потерял кошелёк с деньгами. Он выскочил у меня из заднего кармана спортивного костюма. Хватился я кошелька только в вагоне и «О, чудо!». Всё это видел солдат и принёс мне кошелёк. Это дело мы отметили в ресторане поезда. Я оставил деньги только на самолёт. На станции оз. Байкал я переночевал в хорошей гостинице, искупался в водах Байкала и улетел на самолёте до Москвы.
С Арзамасом связана фактически вся молодая, зрелая жизнь.
Конечно, самым большим событием в семье было рождение дочери Инны. Она появилась на свет 22 февраля 1964г. Мы ещё жили в «хрущёвке» на улице Александрóвича. Отмечали это событие очень активно. Шутили: «Если бы родила 23 февраля, то был бы мальчик».
С В.Ивановым работать было непросто. Он обладал плохим характером, но как специалист был хороший, имел отличную память. У него были большие ссоры в семье с женой Гетой, а злость свою вымещал на подчиненных. В 1975 году его перевели на службу в Москву, а меня поставили руководителем приёмки.
В том же 1975 году я получил звание «полковника», и у Иры родился наш первый внук Артём, который жил у нас шесть лет. Его я учил кататься на лыжах, плавать в бассейне, заниматься гимнастикой. Ездил с ним на горки и по лесам. Кстати, в лесах было много грибов.
Где-то в это время мы приобрёл участок земли около с.Балаково, построил там домик и стал растить урожай. Но против сада-огорода была Тося, и мне его пришлось продать за 500р. Это для меня было тяжёлым событием. Зато стали чаще ездить с друзьями на реку Мокша. С Ивóнинским мы построили несколько лодок. У него в гараже было большое количество авиационной фанеры, которую он купил «по случаю». Вот из нее мы делали плоскодонки, маленькие ялики и т.д.
Руководителем приёмок (районным инженером) был Анатолий Макарович Васюков, потом Киткин, а потом Макаров Анатолий Трофимович. Моими заместителями были Павел Петрович Максименко и Виктор Иванович Макаров.
Максименко и сейчас живёт в Арзамасе. Он остался после меня руководителем приёмки. Получил полковника, а когда пошёл на пенсию, его привлекли к изданию книг по «Атомному проекту СССР». Главный редактор - Рябов Лев Дмитриевич. В его редколлегию входил мой бывший подчинённый, Комов Николай Иванович. Составителями этих книг по истории создания атомного щита СССР были П.П.Максименко и Гончаров Г.А.. Мне Максименко подарил 7 книг. Главными создателями атомного оружия у нас были: И.Курчатов, Л.П.Берия, Ю.Б.Харитон, Я.Б.Зельдович, А.Д.Сахаров, Щёлкин, Бабаев Ю.А. и Трутнев Ю.А. Это те, с кем мне посчастливилось работать.
Ещё можно было бы написать много фамилий. Это Негин Е.А., Фишман Д.А., Кочарянц С.Г., Музруков Б.Г., Белугин Владимир, Михайлов В.Н., Павловский, Баранов В.А., Веселовский А.В., Воронин С., и т.д.
Толя Макаров остался жить в Арзамасе (ныне г.Саров). Умер в 2014 году. Мы с его семьёй дружили.
В 1963 году мы с Тосей окончили курсы на вождение машины, а через 5 лет купили машину. У нас был москвич – 408, зелёного цвета. В первую же поездку на юг я его несильно стукнул, а перед «дембелем» продал и купил «Жигули» (копейку). Перед увольнением из армии я на выделенные деньги купил «Волгу», ГАЗ-24. Так что, из города мы уезжали на двух машинах.

P. S. Будучи на пенсии, я два раза бывал в Арзамасе. 1-й раз в 1992 году, а 2-й в 2002 году. Я был на дне рождения у П.П.Максименко, а второй раз на 50-летии организации военной приёмки.
Интересно было посмотреть на город, как он разросся. Видел много старых друзей, с кем работал: Макарова, Кондратенко, Белавкина, Беляшкина, Чихачёва, Чукаловского и других.

Я с братом Константином, Тушино, 1954 г.

Молодой отец с дочкой Ирочкой, 1956 г.

На могиле знаменитого деда у музея С.Д.Дрожжина.

Валентин Семёнович Морев, 9 мая 2008 г.

[Elena]

Е.В.Павлова
Вместо послесловия

Сколько бы дорог не пришлось пройти, родная земля, где прошло детство Валентина Семёновича, позвала его обратно. С 1991 года семья Моревых проживает в г.Конаково.
Для хранителей литературного и культурного наследия крестьянского поэта Спиридона Дмитриевича Дрожжина Валентин Семёнович – это, прежде всего, прямой и самый близкий потомок нашей тверской знаменитости, унаследовавший от деда любовь к литературе, к гармонии, к крестьянскому труду, необыкновенное обаяние и даже вокальные данные. Тот, кто близко знает Валентина Семёновича, скажет, что эти слова не о нем… Ведь он не занимался литературой – он всю свою жизнь и знания отдал разработке атомного вооружения в знаменито-засекреченном г.Арзамасе-16 (нынешнем г.Сарове). Специалист-ядерщик, ветеран подразделения особого риска, Лауреат государственной премии, ему посвятил своё стихотворение Николай Стрельников. В Благодарственном письме от Губернатора Московской области Б.В.Громова, который приветствовал всех отважных ликвидаторов последствий аварии на Чернобыльской АЭС, мне запомнились такие строки из «Стихотворения, по длительности чтения равное рабочей смене» И.Трифонова:
«Но не был ваш труд безрассуден,
Как лжет нам обманщиков тьма:
Работали здесь только люди –
Машины сходили с ума…»

Валентин Семёнович из того неравнодушного беспокойного поколения, где работа и долг перед Родиной всегда были на первом месте. Поэтому написать свои воспоминания о том сложном героическом времени он тоже посчитал своим долгом перед будущим поколением.
Семья всегда и во всем поддерживает его.

Семья Моревых у родительского дома. Конаково, 9 мая 2008 г.

Валентин Семёнович и Антонина Васильевна Моревы в 2016 году отметили 65-летие совместной жизни. У них две любящие дочери, два любимых зятя, талантливые внуки.

Дочери: Инна и Ирина.

Их уютный красивый дом, где все сделано руками Валентина Семеновича, утопает в цветах, посаженных Антониной Васильевной. Правда, сейчас за домом ухаживают уже дети: дочь Инна и зять Сергей продолжают традиции родителей. Здесь всем рады. Хлебосольные хозяева всегда радушно встречают гостей.
Из этого дома не хочется уходить. Время, проведенное в этой семье, протекает легко и незаметно. Они с такой теплотой и гордостью рассказывают о своих дочерях, зятьях и внуках (а потомки, действительно, не подвели своих родителей), так интересно проходят их семейные торжества, к которым заранее пишется сценарий, распределяются роли, сочиняются и перефразируются стихи и песни. Сценаристы (дочери Инна и Ирина) стараются, чтобы всё было неожиданно, с сюрпризом и обязательно весело. За компьютерную графику отвечает внук Митя…
Хотелось бы пожелать им доброго здоровья и успеха их детям и внукам, за которых они так трепетно волнуются.

[Алексей Крючков]

Спасибо, Елена Владимировна, за Ваш труд! Я надеюсь, что теперь эти замечательные, хоть и краткие мемуары станут доступны гораздо более широкому кругу читателей, интересующихся историей Конаковского района! Замечательный автор, скромный, обаятельный и вполне достойный своего знаменитого деда!

[Elena]

Сегодня, 3 января, Валентину Семёновичу исполнилось 89 лет.
Пожелаем ему дожить до 90-летнего юбилея и дольше, до следующих юбилеев!