Статья из сборника "Бежецкий край". Такие материалы лучше читать в оригинале, без краеведческих купюр и пересказов.
С.Д. Синицын. Теблешане // «Бежецкий край». Вып. 1,. 1921 г.
При слове «Теблеши» в представлении жителей нашего Бежецкого края рисуется картина чего-то дикого, заброшенного, обособленного. Такое мнение о Теблешском крае, укоренившееся среди местных жителей с давних пор, еще и по сейчас имеет под собой некоторые основания, а прошлом эти основания были более прочны и устойчивы. Теблешская волость в сравнительно недавнее время была еще почти сплошь покрыта густыми, еле проходимыми лесами, наиболее сгущавшимися в восточной ее половине. Среди этих лесов, по обеим сторонам наиболее крупной в волости реки Теблешки, длинной, узкой полосой располагались теблешские деревни, и в этом месте сгруппировались почти две трети или даже более всех теблешских поселений, образуя собою как бы оазис, окруженный со всех сторон стенами обширного леса, отделявшими его от всего остального мира и защищавшими его обитателей от чуждых влияний, распространяемых окрестным населением. Живя здесь, теблешане удивительно долго сумели сохранить черты характера, быт и язык своих отдаленных предков, сумели сохранить их до сих пор, в то время, как всё остальное население уезда давно уже отрешилось от быта отцов, усвоив себе верхушки новой, городской культуры, и среди этой обстановки теблешская «серость» выделяется выпукло и ярко.
В состав Теблешской волости при дореволюционных границах входило 36 селений; ныне же, с перекройкой волостных границ и с образованием новых волостей, их насчитывается только 32, а четыре селения с жителями, резко отличающимися от теблешан, выделились в особую волость во главе с селом Восново. Внутри своих официальных административных границ волость неофициально в представлении самих теблешан делится на две части: из них западная – «Заселье» – представляет собою малолесистую равнину, а восточная – «Копырево», – наоборот, является наиболее лесистой местностью. Нам удалось вести кратковременные наблюдения лишь в шести селениях, расположенных на западном конце вышеупомянутого оазиса: с. Теблеши, деревни Козлово, Житищи, Столбово, Дуброво и Нивы. Что же представляют собою жители этих мест? Каковы их нравы, обычаи, быт и т.д.? Материалом к ответу на эти вопросы и будет дальнейшее изложение.
Прежде всего, язык теблешан. Язык теблешан является по настоящее время довольно своеобразным в нашем Бежецком крае, довольно резко отличающимся от языка окружающего населения, который очень близок и даже почти одинаков с языком городских обывателей. В их говоре сохраняется что-то древнее, старорусское;их выговор с некоторым неравнодушием к «О», их постоянное смешение «Ч» с «Ц» и, наоборот, «Ц» с «Ч» (цай, черковь), смешение «И» с «Ы» (грыб), произношение «У» как «Ю» (юлица, рюшить), употребление в третьем лице множественного числа настоящего времени мягкого окончания (идуть, зовуть), стремление выбросить в иныхслучаях из слова гласную букву (Лексей), а иногда, наоборот, вставить лишнюю букву (середа, четверик), прибавление к словам частичек, не имеющих особого значения (мне-ка, бать, тко, те и т. д.), употребление слов, имеющих старорусское происхождение (семинник, онодысь, облыжно), – всё это говорит за родственность их языка с языком обывателей старой Руси.
К сожалению для наблюдателя, в настоящее время говор их начинает резко меняться, и элементы старины из него постепенно и бесследно исчезают. Особенно быстро исчезает, сглаживается характернейшая особенность их языка – смешение «Ч» с «Ц». Из-за этого смешения среди самих теблешан идет упорная скрытая борьба: большая часть мужского населения, перебывавшая в Петрограде (а туда до войны и даже до самой революции из волости уходило ежегодно до 3000 человек), сильно восстает против «цоканья» и стремится искоренить его в своем родном крае, но постоянно встречает на своем пути препятствия в лице теблешских женщин, безвыездно живущих в своем уголке и крепко держащихся за наследие отцов.
Вообще, как в языке, так и во всем остальном между теблешскими женщинами и мужчинами
наблюдается глубокое различие. Мужчины, как люди более или менее приобщившиеся к городской культуре, смотрят на все пережитки старины, сохранившиеся в их волости, как на бабьи причуды, с явно выраженной иронией; женщины же, наоборот, строго следуют заветам предков, соблюдая все обычаи, идущие от седой старины, хотя сути многих из них они совершенно не понимают и не могут их объяснить, а соблюдают только потому, что заведены они с давних пор и что «не нам их менять». В результате такого антагонизма, существования в одном организме старого и нового начал новое всё же постепенно побеждает, шаг за шагом вытесняя своего соперника – старину, а последняя бесследно уходит в область преданий. Вот, например, каковы перемены, происшедшие со свадебным обычаем за последние 15–20, а может быть, и менее лет. Свадебный процесс в прежнее время совершался следующим образом: родители девушки, которую надо было выдавать замуж, заранее присматривали ей жениха, затем шли к родителям его с «набиваньем», т.е. с предложением породниться; если последние были согласны на их предложение, то «набиванье» быстро же кончалось разговорами о приданом и назначением «смотрин».
«Смотрины» происходили при самой торжественной обстановке. Родители невесты прилагали все усилия, чтобы, что называется, «не ударить лицом в грязь» и не осрамиться своим убожеством перед жениховой родней: приготавливали самые лучшие яства, варили наилучшие пития и т. д. и т. д., невесту наряжали в самое лучшее платье, какое только у нее имелось. На смотрины вместе с родителями жениха являлась и вся родня с его стороны, и здесь, среди множества народа, жених и невеста зачастую виделись перед свадьбой первый и последний раз, не успевая иногда вымолвить ни слова друг с другом. Тотчас же после смотрин обычно назначался день свадьбы, накануне которого у невесты происходил девишник, на котором присутствовала вся ее родня, подруги и сват с жениховой стороны. В день свадьбы свадебный поезд отправлялся из дома жениха и состоял из четырех подвод. На первой садился сам жених (князь) и сват, на второй – «дружки», на третьей – «бары» и на четвертой – «бочарник» с бочкой пива, которым угощались по пути следования поезда все встречные (пиво из экономии употреблялось для этой цели самое плохое). Из дома жениха поезд направлялся к невесте, где все поезжане, за исключением жениха, закусывали и пили чай; затем дружек дарили полотенцами, которые повязывались им через плечи, и поезд после этого направлялся дальше, в церковь, причем на второй лошади сидели уже не дружки, а невеста (княгиня) с бочарником, а первые ехали позади их. После венчанья, церемониал которого нам, к сожалению, проследить не удалось, все ехали в дом жениха, где к их приезду уже было приготовлено: по полу избы была разостлана солома (для чего, теблешане сказать не могли), приготовлено жито, которым осыпали молодых при входе в избу (очевидно, ради их богатого житья), а на пороге уже стояли родители новобрачных с иконами и хлебом, готовые дать благословение. По прибытии молодых начиналось свадебное пиршество, продолжавшееся целый день и на другой день переносившееся в дом невесты, куда перебирались и все гости.
Теперь свадьба теблешан в корне изменилась: вывелось почти окончательно набиванье, и сближение будущей четы происходит уже без вмешательства родителей; смотрины потеряли значение смотрин в буквальном смысле этого слова, где жених и невеста впервые встречаются перед свадьбой, и приняли убогую, карикатурную форму, сделались обыкновенной пирушкой, где можно лишний раз на славу угоститься; исчез бесследно институт бочарника в свадебном поезде и уже редко происходит угощение поезжан в доме невесты; сохранился лишь более или менee полно девишник. Таковы в общих чертах перемены в свадебном обычае, происшедшие за последние 15–20 лет, таковы результаты борьбы старого и нового начал. К сожалению, нам не удалось узнать о прошлом других обычаев и на основании этого провести аналогию с тем, что существует сейчас, а потому придется перейти сразу же к описанию современного быта и нравов теблешан.
Теблешане суеверны. Среди них сохранилось множество примет и суеверий, связанных со злым духом, нечистой силой, лешими и т.д., хотя эти суеверия они всячески стараются скрыть; и здесь, в этом скрывании, опять-таки, вероятно, сказывается влияние современной культуры. Новые понятия, проникшие в их среду, заставили их сомневаться в правоте своих старых воззрений, но, не убив их окончательно, оставили теблешан на распутье, в тяжелом раздумье: «верить или не верить?». И наружно они, пожалуй, показывают вид неверия, но внутренне преисполнены всякими страхами перед миром неведомых духов. Случайно нам удалось слышать разговоры детей в д. Житищи о леших, которые, по их рассказам, живут в лесах, страшные, косматые и с рогами; они не любят, когда их видит человек, а потому постоянно прячутся за деревьями, видеть их можно лишь случайно. Когда дети говорили об этом, лица их были до крайности серьезны, а в глазах выражался неподдельный страх. Очевидно, что они слышали подобные рассказы от взрослых.
Что же касается примет, которые во множестве существуют у теблешан, то некоторые из них нам приходится наблюдать лично, и все они связаны с верой в «хитрых» людей, в которых вселился «хитрый» дух. Эти люди стараются всячески вредить простым смертным, и недогляди они, забудь необходимые предосторожности – глядь, а уж хитрый человек тут как тут и напортил, да напортил так, что нескоро и исправишь. Хитрые люди пользуются всем ради своих злых деяний: продает ли теблешанка молоко или покупает теблешанин корову – хитрый человек всегда тут как тут, около них, и всё смотрит, как бы схитрить. Но теблешане уже привыкли к таким людям, они приспособились к ним и нашли средства противодействовать их штукам. Средств у них достаточно; почти на каждый житейский случай есть особая примета, которая дает возможность отделаться от неведомого вмешательства. При продаже молока у них, например, существует следующая примета: хитрый дух может поселиться в руках покупающего; когда продающий берет в руки кринку с молоком непосредственно из рук хозяйки, хитрый дух незаметно может перехватить из ее рук весь скоп, и молоко после этого у нее вестись не будет. Чтобы предупредить такой случай, теблешанка никогда не передаст покупателю кринки из рук в руки, а обязательно поставит ее на что-нибудь: на стол, лавку или просто на пол и заставит взять ее только оттуда; благодаря такой предосторожности, скоп никогда не уйдет из рук теблешанки, а всегда будет оставаться при ней. То же самое приблизительно делается и при продаже лука: чтобы лук и в дальнейшем велся у продающего, нужно часть его, хотя бы 2-3 луковицы, обязательно оставить у себя, не передавать покупателю, иначе, без этой меры, весь он может попасть в хитрые руки и не пойти у продавца на долю.
При покупке скота – подобная же история, но в обратном порядке; тут риску поддается уже не продавец, а покупатель. Может случиться так, что в продавца вселится хитрый дух и подскажет ему, что нужно повредить покупателю; для этого стоит ему только незаметным образом «обшаршаить» (как выражаются теблешане) соломой продаваемую скотину, и покупатель уже обречен с покупкой на неудачу. Никаких особых противомер теблешанами в данном случае не найдено, и единственно, что нужно иметь, по их мнению, для предотвращения такого колдовства – это наблюдательность и зоркость. Нужно зорко следить за всеми движениями продавца, за всеми его действиями, и если его проделка с «обшарашиванием» будет замечена, бояться ее нет смысла, она все равно не будет иметь никакой силы.
Можно было бы, вероятно, подметить бесконечное множество подобных суеверий, но для этого необходимо долгое систематическое наблюдение, а при том коротком промежутке времени, в продолжение которого велись наши наблюдения в Теблешах и при крайней скрытности теблешан больших результатов достигнуть не удалось. Более твердо держатся среди теблешских обитателей и более ярко выражены их суеверия, связанные с празднествами и с играми – это святочные гаданья. Их, по-видимому, теблешане знают очень много. Из разговоров с молодежью нам удалось уяснить три вида гаданий: гаданье на проруби, гаданье на гребне и гаданье на хмельнике. Они состоят в следующем: гадающие (девушки) выходят на пруд, к проруби, вынимают оттуда камни и смотрят, какой камень им достанется; если камень гладкий, хороший, то и жених у девушки будет статный, красивый, если же, наоборот, камень некрасивый, рябой – и жених убогий будет. Приблизительно в том же состоит и гаданье на гребне: на ночь гребень вывешивается за окно; наутро гадающая девушка снимает его и смотрит, какой волос навис на нем, и каков волос, таков и жених будет, а если совсем волоса не окажется на гребне, то, значит, не судьба девушке выйти замуж в предстоящем году. В гаданье на хмельнике принимает участие вся молодежь – и девушки и парни, – и происходит оно так: выбирается на хмельнике место, очерчивается чертой, и гадающие гуськом обходят его кругом три раза, приговаривая: «Черти, дьяволы, скажите всю правду», – после чего ложатся в кружок ухом к земле и слушают, что им послышится, того надо ждать. Плач послышится – несчастье ждет; смех услышат – радость будет; колокольчики зазвенят и топот конский раздастся – свадьбе быть, а если пенье погребальное – не миновать умереть. Таковы святочные гаданья теблешской молодежи.
Теперь вообще о праздниках теблешан. Праздников у них много; во время наших кратковременных наблюдений они в разных концах своей волости праздновали четыре праздника: Скорбящую, 9-ю пятницу, 10-пятницу и Иванов день, причем праздно вали, что называется, «во всю», проявляя в этом праздновании всю широту их русской натуры.
К праздникам начинали готовиться заблаговременно, производя различные закупки и варку пива, которого в каждом доме варилось до 20–30 ведер, а накануне праздника хозяйки начинали готовить закуски, печь «клюбаки» (ватрушки), прибираться в избах и т.д. Самый праздник, т.е. праздничное гулянье, начинался с раннего утра. Часам к 9–10 к деревне, в которой был праздник, начинали группами человек до 10 подходить крестьяне из окрестных деревень, за ними несколько позднее шли такими же группами жители отдаленных селений; шли с разных концов волости, шли иногда, как рассказывают теблешане, целыми деревнями, и шли праздничные, нарядные: мужчины, облаченные в «тройки» городского покроя, а женщины в своих ярких, пестрых своеобразных нарядах. Придя в деревню, быстро рассасывались по избам; у кого были родственники – шли к ним, а у кого таких не было – заходили в первую избу и там получали по кружке пива. Отведав пива в одной избе, шли в другую, из другой в третью, всюду встречая радушный прием и получая по кружке пива.
К полдню заметно повеселевшая публика вся выходила на улицу, и тут начинался самый разгар веселья. Здесь и там раздавались звуки гармоники, откуда-то доносились песни захмелевших старух, молодежь, большими партиями гуляя по деревне, распевала свои бесконечные «прибирушки», кое-где начинались удалые теблешские пляски. Между прочим, на пляске необходимо остановиться несколько подробнее, так как в пляске отражается порой вся душа теблешанина, так как пляска является его любимым развлечением. Пляшут теблешане все без исключения, начиная с малых ребят и кончая дряхлыми старухами. Пляшут один танец – «русский», но пляшут до бесконечности разнообразно, каждый раз выдумывая новые и новые колена. Их выдумывает сам танцор, или «плясец», как называют теблешане, и выдумывает в процессе самой пляски, так как пляшет не механически выкидывая то или иное колено, а вкладывая в движения свои душевные переживания.
Во время пляски он является своеобразным творцом, своего рода неподражаемым художником. У теблешан создалось даже нечто вроде спорта, соревнования в танцах: каждый плясец старается найти новые движения, выдумать новые, замысловатые колена и этим забить своего соперника. Теблешане очень любят говорить о пляске; они могут без конца рассказывать о своих знаменитых плясцах, об их манерах и т.д., и на основании их рассказов можно заключить, что среди них находились подлинные виртуозы, являвшиеся в глазах теблешан их местными национальными героями. Довольно хорошие плясцы существуют среди них и в настоящее время, и они-то начинали первые пляску на праздниках. К ним присоединялись другие, посредственные плясцы, а за ними выступали уже все, кто хотел танцевать, и скоро вся деревенская улица почти в буквальном смысле слова плясала.
К вечеру, в виде неизбежного прибавления к каждому празднику, исходила драка, и драка довольно солидная, очень часто кончавшаяся убийствами. Дрались преимущественно одиночки, но иногда происходило и довольно значительное побоище, в котором принимали участие целые группы крестьян, представители различных местностей, на которые делится волость, – Копырева и Заселья. Конец праздника всегда представлял собою тихую, мирную картину: в разных концах деревни лежали спящие гости, кое-где раздавались отрывки песен, да изредка, пошатываясь, проходили солидные, иногда даже совсем дряхлые супруги, мирно делясь впечатлениями дня.
Таковы большие теблешские праздники, началом которых и основным моментом является хорошая выпивка. Правда, выпить теблешане любят и без праздника. Пиво и самогонка – это их страсть, и, что всего любопытнее, неравнодушием к выпивке страдают одинаково как мужчины, так и женщины. Не раз приходилось слышать от теблешских женщин такую фразу: «Поднесика мне цашечку самогоноцки – уж я тее нацудородю», причем, выпив, «цудородили» действительно до крайних пределов, и это их «цудородство» подчас принимало грубую, циничную форму.
Вообще циничность и грубость является отличительной чертой всех теблешан: очень часто из уст даже молодых девушек можно заслышать такие выражения, которые иной подгородний крестьянин постесняется громко высказать, а что касается мужского населения, то о нем не приходится и говорить – оно грубо и цинично до крайности, и эта грубость является неотъемлемой частью его души, необходимой принадлежностью его жизни. Часто приходилось слышать, как отец учил своих детей всевозможным формам брани, брани самой грубой и пошлой, исходя из того соображения, что это всегда пригодится в жизни, так как без брани не проживешь, а уж если браниться, то браниться надо как следует.
Принцип «делать – так делать по-настоящему» усвоен теблешанами вполне, и им они руководствуются на каждом шагу своей жизни. На основе этого же принципа построены и их семейные взаимоотношения. Семьи теблешан, немногочисленные по своему составу, являются крепкими и мощными организациями, сильными тем единодушием, которое в них царит. Как редкость можно встретить среди них семью, изнутри разъедаемую всевозможными несогласиями и распрями, и про такую семью теблешане пренебрежительно говорят: «Ну разве это дом?! Ни глазу, ни согласу нет». И неизбежной участью такой семьи почти всегда бывает ее полное разложение, распад, вслед за которым часто следует образование двух или более новых семей, которые на первых же порах стремятся поставить внутренние свои взаимоотношения на твердую почву. По большей части семья теблешан состоит из двух глав: мужа и жены – и их детей, которые с возрастом, по выходе замуж или женитьбе, также отделяются от родительской семьи и живут каждый свои домом. Общий порядок жизни теблешской семьи очень однообразен: он представляет собою сегодня повторение того, что было вчера, завтра – того что было сегодня, и заключает в себе однообразное чередование работы, еды и сна; только праздники, когда вся волость предается буйному веселью, нарушают это однообразие.
Такова жизнь, таковы быт и обычаи жителей Теблешской волости. Теперь остается сказать несколько слов об их поселениях и постройках, без которых настоящее неполное сообщение показалось бы еще более неполным. При беглом осмотре теблешской деревни глаз поражается абсолютной правильностью расположения в ней всех родов построек, строгой выдержанностью определенного плана, стремлением к симметрии. По обе стороны деревенской улицы тянутся ряды жилых построек – изб, очень близко прилегающих друг к другу и иногда даже соприкасающихся своими крышами; избы вытянуты по прямой линии от одного конца деревни до другого, и редко-редко можно встретить избушку, которая нарушила бы правильность линии, вдаваясь вглубь усадьбы или выдвигаясь вперед. Вслед за жилыми избами, позади их саженях в 30, по такой же прямой линии располагаются зернохранилища (амбары) и сараи для сена, а за ними, еще дальше вглубь усадьбы, саженях в 35–40 от второй линии построек, тянется лента риг и овинов. При беглом взгляде на такую деревню издалека получается впечатление миниатюрного города с прямыми, сквозными улицами. Около каждого домика раскинуты небольшие садики, площадью немного более одной квадратной сажени; тут же рядом с садиками устроены так называемые «погреба» (срубы, засыпанные землей и крытые дерном), предназначающиеся для хранения ценностей от пожара и почти около каждой избы – колодец, как журавль, тянущий в высь свою голову.
Постройки свои теблешане возводят из дерева, преимущественно из сосны или ели, крыши устраивают драничные или соломенные (последние при возведении новых построек начали преобладать, что является результатом недостатка гвоздей). По внешнему своему виду жилые постройки теблешан представляют собою миниатюрные избушки, аршин 10 в длину по фасаду и аршин 12 в глубину усадьбы. Непосредственно к задней части избы или к одной из боковых стен ее примыкает хлев, или «омшанник», как иногда называют его местные жители; он устраивается под одной крышей с избой. Окна у изб проделываются в стене, выходящей на улицу; преобладают постройки в три окна; размер окон небольшой: около 1 1/2 арш. в высоту и 3/4 –1 арш. в ширину; окна створчатые, встречаются иногда волоковые; с наружной стороны избы окна украшаются резным и расписным орнаментом. Вход в избу устаивается преимущественно с одной из боковых сторон; дверь проделывается на некоторой высоте над землей (около 1 1/2 арш.), и к ней пристраивается лестница в 4–5 ступеней; часто устраиваются крыльца весьма характерные по своему виду, напоминающие собою крыльца старорусских теремов. Крыша двускатная и, как уже говорилось, драничная или соломенная.
Внутри изба (жилая ее часть) представляет собою одну комнату; в задней стене ее проделывается дверь – это вход в избу из сеней; направо или налево от двери, в углу, устьем к окнам, складывается печь; она делается из кирпича, а иногда из глины и устраивается на деревянном основании, на местном наречии называемом «опечком». К одному боку печи пристраивается голбец. На одном уровне с поверхностью печи устраиваются обширные полати. Вокруг избы, по стенам тянутся широкие, неподвижно прикрепленные скамьи, а в красном, переднем углу, который находится всегда в противоположном углу от печи, стоит стол, единственный во всей избе. По стене, к которой примыкает печь своим боком, устраиваются полочки и шкафчики, где хранится всякая посуда. Изредка можно встретить избу, разделенную перегородкой на две половины: одна половина избы, более обширная, в таком случае называется прихожей или просто избой, а вторая, меньшая, с печью, носит название чулана. Избы зимние и летние встречаются как редкое исключение. О внутреннем убранстве своего жилища теблешане мало заботятся; в нем не встретите вы ни одной светской раскрашенной картинки, ни даже плохой олеографии из какого-нибудь журнала; только один передний угол завешан картинками духовного содержания. Из избы дверь ведет в сени, или на «мост», как называют теблешане, откуда идут ходы на улицу и в хлев. Прямо против двери из избы устраивается так называемый «сельник», представляющий не что иное, как клеть для хранения разного домашнего скарба; под сельником расположена подклеть, предназначающаяся для хранения скоропортящихся продуктов и заменяющая собою ледник; вход в нее делается из хлева. Вот то немногое, что нам удалось собрать в Теблешской волости и что всё же отчасти характеризует духовный и материальный быт теблешан.