В
от, нашёл случайно художественный рассказ на тему, связанную с краеведением - про Александра Колокольцова. Автор - Сергей Ильичёв. Даю ссылку на источник http://www.proza.ru/2018/07/04/1017 и копирую рассказ здесь, на всякий случай. Понятно, что поскольку этот рассказ - художественный, то часть сюжета и деталей - выдуманы автором, но автор и не называет это краеведческой литературой (в отличие от некоторых местных фантастов, считающих себя краеведами), а между тем, некоторая фактическая основа в рассказе есть, хотя и нет никаких ссылок на источники.В летний день 1838 года в селе Рождественском (позже — Ворониха) средь бела дня всеми был услышан женский крик и последовавший за этим громкий звук выстрела.
Сбежавшиеся на тот выстрел к дому Колокольцовых, соседи узнали от плачущей женщины о цыганке, что буквально у нее на глазах чуть было не увела за собой ее пятилетнего сына — Александра. Благо, что муж оказался дома и выстрелом в воздух напугал ворожею.
Вскоре в дом пришел и местный священник. Его-то и попросили поговорить с уложенным в постель и казавшимся напуганным мальчиком.
— Ну, что с ним, отче? — спросил вышедшего из комнаты священника родитель мальчика.
— Думается мне, что с ним все в порядке, — спокойно ответил ему батюшка. — Рассказывает, правда, что вскорости уедет отсюда далеко-далеко, что будет он плавать по морям и океанам. Строить большие корабли.
— Неужто сглазила мальчонку та змея подколодная? — встрепенулся отец, снова готовый схватиться за ружье.
— Ты за ружье-то не хватайся. И помнить должен, что волос с головы человека без воли Божией не упадет. Ладонь сына твоего она, очевидно, посмотрела, по ней и судьбу его узрела. Однако же, думается мне, что сим мальчонку лишь очаровать хотела, чтобы вслед за их табором в неведомый путь пустился. Так что вы за ним какое-то время присматривайте. А в воскресный день к причастию чтобы обязательно привели. Глядишь, все и обойдется...
Однако же частично права оказалась та цыганка.
В неполные семь лет Александр был отдан на учебу в Александровский корпус, а в 11 лет был переведен в знаменитый — и по сей день! — Морской корпус в Санкт-Петербурге.
Здесь должно заметить, что руководство сим корпусом предпочитало принимать к себе подростков, не просто исключенных из обычных гимназий и лицеев, но чтобы те обязательно были драчливыми и умеющими постоять за себя. Ибо считали, что высокие физические нагрузки на гардемаринов полностью поглотят весь избыток подростковой молодецкой энергии, а сама романтика последующей морской службы гарантирует им отменное прилежание и очевидные успехи в обучении.
Если верить имеющимся публикациям, то выпускники сего морского корпуса прекрасно умели ориентироваться и обходились в море без таких современных приборов, как радар, эхолот, гирокомпас и иных, без которых сегодня не всякий офицер вообще осмелился бы выйти в морское плавание. Эти знания, как покажет время, ой как пригодились Александру... Однако пусть все идет своим чередом.
Герой нашего повествования, окончив Морской корпус с отличием, в свои неполные 19 лет в звании мичмана был зачислен в экипаж знаменитого фрегата «Паллада».
А далее все, что успела нагадать ему цыганка, — и плавание к берегам Японии, и последующее обследование неизвестных берегов Кореи, и неожиданный перевод на фрегат «Диана»...
А тут и первое, действительно серьезное испытание... Цунами разметало команду потерпевшего кораблекрушение фрегата «Диана». Когда 23-летний мичман Александр Колокольцов очнулся на неизвестном берегу, вокруг никого не было. Лишь на третий день, собирая то, что выбросили на берег волны, и все, что могло быть хоть как-то полезным для сохранения ему жизни, он нашел и двух выживших матросов своего фрегата — Максима Копылова и Романа Иванова.
А еще через день появились японцы. Беседовали вежливо на французском и английском языках, которые Александр освоил еще в морском корпусе. Офицеру и матросам предложили остаться в Японии и служить на императорском флоте. Когда, верные присяге, они отказались, то их лишили всякой помощи и оставили без внимания.
И тогда молодой офицер предлагает товарищам самостоятельно построить шхуну.
— Я знаю, помню, мне мой дед еще рассказывал. Они в Баренцево море на промысел на таких шхунах выходили...
И схватив палку, тут же на песке начал рисовать разрез будущего корабля.
— Топоры будут нужны, — глядя на то, как на песке появляется контур, сказал Максим.
— И еще бы немного еды, — пробубнил под нос его товарищ Роман.
Колокольцов отвлекся от своего чертежа.
— Думаю, что с Божьей помощью мы без продуктов не останемся.
— Это как же? — снова спросил проголодавшийся Роман.
— Всему свое время, а теперь начнем собирать в одно место все то, что нам может пригодиться и будет необходимо для строительства.
И работа закипела. Здесь я должен заметить, что все они были молоды. За спиной у них были родные и любимые люди, а у Романа даже дети. И, конечно же, — родное Отечество.
Сей начавшийся труд не мог не заинтересовать японцев, что жили неподалеку, и они чуть ли не всем селением вышли созерцать то, что делали русские моряки.
А вот уже под вечер началось самое интересное.
Александр попросил матроса Михаила Копылова разжечь огонь, а матроса Романа Иванова соорудить над ним емкость для варки каши.
— Господин офицер, а какую кашу варить сегодня будем? — недоверчиво спросил мичмана матрос Копылов.
— Знамо какую, братец, из топора, как в сказке.
И сам подошел к куче, где была собрана найденная ими на побережье металлическая утварь, хорошо зная, что там, в числе прочего, лежала и корабельная рында. Взяв ее, он вышел к берегу и начал ее тщательно отмывать.
А потом подошел к котелку над огнем и аккуратно опустил рынду в кипящую воду, приказав матросу и далее помешивать сию «кашу». При этом услышал, что сей его странный поступок уже с удивлением обсуждается жителями поселения. А сам лег отдыхать...
В течение получаса он каждые пять минут пунктуально поглядывал на свои часы, которые, правда, уже не работали после того как побывали в морской воде, а затем встал и подошел к котлу, в котором варилась рында — то есть корабельный колокол. Достав из голенища своего сапога чудом сохранившуюся ложку, зачерпнул ею немного содержимого из котелка и попробовал на вкус...
А уже затем дал попробовать и оторопевшему от увиденного матросу.
— Ну как, братец, съедобна наша каша?
Тот лишь согласно кивал головой.
Тут не выдержал и матрос Роман Иванов, вслед за ним зачерпнувший своей ложкой то варево.
И удивленно посмотрел на офицера.
— Да, согласен, братец, чего-то не хватает, — ответил ему мичман.
И пошел в сторону японцев, чтобы попросить немного соли. Те поняли, что хочет русский, и вскоре же его просьба была уважена. После этого японцы еще ближе подошли к тому месту, где русские моряки варили свою «кашу из рынды».
После того как мичман Александр Колокольцов, посолив содержимое котелка, снова попробовал его на вкус, то неожиданно дал попробовать сей отвар еще и стоявшей ближе всех старой японке. Та попробовала и, посмотрев на русского офицера, улыбнулась. Затем сказала несколько слов своей дочери, и та вскоре принесла мешочек с рисом и еще какие-то пряности.
И уже ближе к вечеру русские моряки и японские жители, довольные и веселые, вместе вкушали ту рисовую кашу из корабельной рынды.
Так и жили далее. Каждый день, справляя пищу на костре, подкреплялись ею вместе с японцами. Правда, готовили еду теперь лишь японские женщины, давая возможность русским, не покладая рук, продолжать строить свою шхуну.
Спросите, почему? Отвечу. Жившие на морском берегу и промышляющие рыбной ловлей японцы мгновенно оценили замысел и конструкторские особенности будущей шхуны, а потому, все время, находясь как бы рядом, пытались усвоить особенности ее построения. Офицер не возражал и даже согласился на их помощь, делая пояснения в ходе строительства, получая взамен необходимые строительные материалы, утварь и инструменты...
И все бы ничего, но в тот день, когда строительство было уже почти закончено, пропали оба матроса. Колокольцов знал, видел, что вот уже несколько дней вокруг стройки вился некий незнакомец. Не обратил тогда на это особенного внимания, да и рад был тому, что строительство успешно завершается... И вот теперь эта вынужденная задержка с их возвращением на родину.
На следующий же день несколько полицейских арестовали и самого молодого мичмана. Ничего не объясняя, его привезли в Токио.
И уже там, в одном из кабинетов военного морского ведомства ему снова любезно предложили остаться в Японии. Колокольцов и на этот раз отказался. Японцам ничего не оставалось, как отпустить смелого офицера и его товарищей. А потому уже через день мичман Колокольцов и его команда на своей шхуне отплыли от берегов Японии в сторону Камчатки, а оттуда уже к устью Амура. И все это в условиях блокады морских проливов англо-французским флотом...
За сей беспримерный подвиг мичман Колокольцов был досрочно произведен в лейтенанты.
Однако же японская сторона уже не забывала о той шхуне. Японский посол лично обратился к Государю Императору с рассказом о подвиге морского офицера и о построенной им шхуне. После чего по высочайшему распоряжению эта шхуна под командованием уже лейтенанта Колокольцова вновь пошла к берегам Японии, где и была оставлена в подарок. А на самом же деле послужила образцом для строящегося тогда японского флота.
После этого путешествия молодой офицер был переведен уже в Аральскую флотилию, где участвовал в весьма интересной экспедиции графа и генерал-адъютанта Н. П. Игнатьева в Хиву и Бухару.
Далее, плавая на барже в эскадре В. И. Бутакова, лейтенант Колокольцов первым нашел фарватер, по которому оказалось возможным войти в Аму-Дарью, а затем и подняться до Кунграда.
Это было очень важное открытие, так как Россия тогда готовилась к завоеванию Туркестана, на который зарилась Британия. И наши войска, находящиеся в пустыне, нужно был снабжать боеприпасами и продовольствием. Посему флоту и поручено было тогда найти возможность для маневрирования по Аму-Дарье.
...И вот однажды, уже выполнив свое боевое задание и возвращаясь из рейда, матросы из команды лейтенанта Колокольцова услышали на берегу женский крик о помощи.
Ночная тьма не давала возможности разглядеть то, что происходило на берегу, и тогда лейтенант Колокольцов, которому уже доложили о случившемся, отдал приказ остановить судно, притушить все огни, а сам с тремя вооруженными матросами на шлюпке поплыл к берегу.
Они неслышно подошли к берегу и, оставив одного матроса у шлюпки, стали искать ту, что молила в ночи о помощи. Вот и брошенный экипаж. Одна из лошадей была подстрелена, что, очевидно, и послужило причиной его остановки. Мертвым был и возница того экипажа. Однако в самом экипаже они обнаружили тяжело раненного офицера.
— Документы... Он похитил секретные документы... — шептал он.
— Кто он? — спросил раненого фельдъегеря лейтенант Колокольцов.
— Англичанин...
— Кто еще был с вами в экипаже?
Офицер молчал.
— Если вы не скажете, я не смогу вам помочь.
— Это дочь губернатора... Елизавета... — и смолк. Это были его последние слова. Офицер был мертв.
— Ерофеев! — обратился лейтенант к одному из своих матросов. — Быстро распрягайте оставшуюся в живых лошадь... Еще можно попытаться их догнать...
Второй матрос уже выносил из экипажа мертвого офицера.
— Оставайтесь здесь. Быть начеку. Пока меня не будет, вы уж, Христа ради, похороните убиенных.
И, лихо вскочив на подведенную ему матросом Ерофеевым лошадь, умчался вверх по течению реки.
Лейтенанту и на этот раз повезло. Несмотря на полную темноту, Александр умело управлял лошадью. Очевидно, что и тут сказалось начальное воспитание молодого дворянина, полученное им от отца еще в период проживания в селе Рождественское Тверской губернии.
Непредвиденный случай или что иное заставило и похитителей остановиться на ночлег. Для англичанина и девушки, как понял Александр, поодаль была поставлена палатка, а все остальные сидели вокруг костра.
Англичанин еще не спал. Он уже успел переодеться и теперь хорошо был виден Александру в своем полевом обмундировании и в пробковом шлеме на фоне горящего костра. Он бросил еще несколько слов своим сопровождающим, приказывая им быть бдительными на страже его покоя, и вошел в палатку.
Ровно через час в ту же палатку пробрался и лейтенант Колокольцов.
Для начала он спокойно переоделся в форму английского офицера, а уже затем нашел похищенные документы.
Теперь ему предстояло ответить на главный вопрос: желает ли дочь губернатора вернуться в объятия родного отца?
Он оглушил офицера и, предварительно прикрыв девушке рот своей ладонью, разбудил.
— Оставьте меня в покое, животное! — таковы были первые слова, которые она сумела произнести. Из чего Александр сделал вывод, что девушка оказалась пленницей не по своей воле.
Приказав девушке далее не шуметь и быстро одеться, он стал связывать англичанина.
После чего, свернув одеяло, предварительно вложив в него свое обмундирование, он вместе с ней спокойно вышел из палатки и, держа в кармане взведенный револьвер, тихо сказав караульным, что они идут искупаться. И под приглушенный смех людей, что сидели у костра, спокойно прошел в сторону реки.
Какое-то время людям у костра было хорошо слышно, как они плескались, а потом и вовсе затихли.
А далее, как и во всяком фильме, началась погоня в ночи.
Слава Богу, что на рассвете матросы, что несли вахту на вверенном ему корабле, вовремя увидели и узнали скакавшего на коне своего командира с похищенной девушкой и более десятка всадников, что их уже почти настигли. И тогда-то, отсекая погоню, по всадникам ударил автоматический пулемет системы «Максим», что был установлен на корме судна. Это и спасло Александру и девушке по имени Елизавета их юные жизни. Поговаривают, что какое-то время они даже переписывались...
Но уже через год в возрасте 26 лет лейтенанта откомандировывают в состав приемо-закупочной комиссии морского ведомства сначала в Англию, а затем во Францию. Эта командировка и решила дальнейшую судьбу лейтенанта Российского Императорского военного флота... Есть мнение, что это произошло по протекции генерал-адъютанта князя Путятина — руководителя экспедиции к берегам Японии на фрегата «Паллада», на борту которого служил Колокольцов.
Близко ознакомившись с главнейшими иностранными заводами и их производством, он с удивительной легкостью усвоил такие многосторонние аспекты деятельности заводов Великобритании, которые не могла дать ни одна школа, что не ускользнуло от проницательности Его Императорского Величества.
А посему, учитывая уроки поражения России в Крымской войне, Государь Император своим Указом образовывает «Комитет для скорейшего введения в России нарезной артиллерии и броненосных судов».
И снова именно ему — уже капитан-лейтенанту Колокольцову — сначала доверяют проектирование верфи, названной «Галерный островок», и последующее строительство первого русского орудийного завода.
А вскоре состоялась и его встреча с самим Александром II, в которой принимал участие английский инженер и промышленник К. Митчелл.
— Я слышал, — начал царь Александр, — что всего лишь один французский броненосный корабль «Глуар» безо всякого риска для себя легко уничтожил целую эскадру деревянных кораблей...
— Это так! — ответил Митчелл. — Заложенные нами два броненосца под названием «Не тронь меня» и «Кремль» выполнены по такому же образцу...
— Говорите, «Не тронь меня»? Насколько же он безопасен для нынешней артиллерии?
— Обычные ядра и пустотелые, начиненные порохом бомбы, — угодливо отвечает Императору Митчелл, — просто отскакивают или раскалываются при ударе о нашу броню...
— Меня интересует другой вопрос, — снова начал Император. — Чем увенчалась ваша попытка увеличить калибр снарядов на наших судах до 20 дюймов (508 мм)?
На этот вопрос Митчелл разрешил ответить Колокольцову.
— Ваше Величество! Способность ядра проламывать железную броню неприятельского судна, к сожалению, выросла незначительно, но при этом резко снизилась скорострельность. Предложенные вес и габариты этого самого крупнокалиберного в истории России орудия оказались выше всякого разумного предела...
— Что так? — просит пояснить Император.
— В проблему государственного значения вырос вопрос доставки такого чудовищного орудия с Урала — места его изготовления — в Петербург...
— Предположим... А как же с обещанными попытками нарезки стволов на старых бронзовых и чугунных пушках? — снова спросил Александр.
— Они выгорают буквально после нескольких выстрелов.
— И что же вы предлагаете? Какие орудия мы будем ставить на наши бронированные корабли?
— Надо переходить к стальным нарезным орудиям, Ваше Величество! — спокойно ответил капитан-лейтенант Колокольцов.
— В чем же его преимущество?
Теперь отвечал уже Митчелл.
— Сталь позволяет нам поднять давление в канале ствола, а следовательно, и повысить скорость самого снаряда...
— Хорошо, готовьте опытный образец. Я издам указ о подготовке правительственной комиссии по переходу к стальным нарезным орудиям...
На этом аудиенция закончилась.
А потом еще почти 30 лет изматывающей работы, в которой генерал-лейтенант, член Адмиралтейств-совета, кавалер многих императорских и иностранных орденов — Колокольцов проявил себя еще и как талантливый изобретатель. Внедрение новой системы нарезов, медленно горящих порохов и стальных снарядов с медными поясками позволило последовательно увеличить начальную скорость снаряда путем удлинения ствола и увеличения заряда пороха.
И так до 1894 года, пока в возрасте 61 года он сам не подаст в отставку с поста директора Обуховского сталелитейного завода. В тот день более 2 тысяч мастеровых и служащих со своими семействами собрались в одной из мастерских, чтобы попрощаться со своим достойным начальником, встретив его, по русскому обычаю, с хлебом и солью при торжественных звуках военного оркестра. Затем был отслужен благодарственный молебен, и дети из заводской школы пропели кантату, сочиненную к этому дню в честь их попечителя.
А затем начался прием поздравлений и многочисленных адресов от ученых учреждений и обществ, заводов и отдельных лиц...
Колокольцов проживет еще 10 полных лет и скончается 1 октября 1904 года у себя на родине, оставив о себе память как об организаторе русской военной промышленности, благородном офицере, талантливом инженере и простом русском человеке.