об А.Г. Венецианове (жизнь, усадьбы, могила)

Достопримечательности и история объектов, находящихся на территории современного Удомельского района

Модераторы: Балаблиха, Алексей Крючков

8. Трагедия мастера

Сообщение Виноградов » 13 окт 2014, 10:13

В книге Б.Ю. Тарасова «Крепостная Россия» (2011г.) приведён обширный перечень мерзких преступлений помещиков, падения их нравов; в ней указано: «Покушения крестьян на убийство своих господ, грабежи и поджоги усадеб были так часты, что создавали ощущение неутихающей партизанской войны. Это и была настоящая война, продолжавшаяся в России в течение всей эпохи существования крепостного права». Полицейские донесения из губерний и уездов напоминали собой фронтовые сводки о боевых потерях. В 1840 -1850 годах обычные записи в донесениях звучали так: «В минувшем году крестьянами лишены жизни помещики Полтавской, Смоленской, Гродненской и Тверской губерний … в смертельном наказании крестьян замечено 16 владельцев и 59 управителей. От жестоких наказаний умерло крестьян обоего пола 54, малолетки – 5, рождено мёртвых младенцев 17, доведено до самоубийств 5 человек, всего 81 человек, менее против минувшего года 26 случаями». Князь Н. Волконский утверждал, что «на каждого помещика хотя бы раз в его жизни нападали крестьяне»!

Оценка ситуации с убийствами помещиков изложена в докладе министру внутренних дел в 1850 г.: «Исследования по преступлениям этого рода показали, что причиною были сами помещики: неприличный домашний быт помещика, грубый или разгульный образ жизни, буйный в нетрезвом виде характер, распутное поведение, жестокое обращение с крестьянами и особенно с их жёнами в виде прелюбодейной страсти, наконец, и самые прелюбодеяния были причиною того, что крестьяне, отличавшиеся прежде безукоризненной нравственностью, наконец, посягали на жизнь своего господина».

Убийства помещиков крепостными, доведёнными до отчаяния, было обыденным явлением в Тверской губернии и в Вышневолоцком уезде в 1840-х годах. Венецианов пишет 14.08.1846 г. Н.П.Милюкову , что неделю назад «Дмитрия Фёдоровича Кулебякина, ехавшего пустошью на дрожках, без человека, при разбирании заворок (ворота в заборе – Б.В.), картечью прострелили в плечо». Это было около деревни Займищи. Художник хорошо знал этого вышневолоцкого помещика, известного своей жестокостью, распутством и осквернением крепостных невест.

В соседних имениях покушались на жизнь одного из помещиков семейства Сназиных (ныне - Спировский район), вызывались войска для усмирения волнений крестьян у помещиков Милюковых, Зворыкиных, Храповицких и др. Дворовые люди напали ночью на генеральшу Е.М. Храповицкую, мать А.В.Храповицкого, статс-секретаря Екатерины II и писателя М.В.Храповицкого (вышневолоцкого помещика). Нападали 6 человек - близкие её слуги – две дворовые девушки, кучер, личный парикмахер. Генеральшу ударили и стали душить. Она сопротивлялась и закричала. Послышался вопль служанки, в доме проснулись, и нападавшие убежали. Но их схватили, на следствии они сознались, что хотели убить госпожу, которая «до своих крепостных людей весьма зла … завсегда их безвинно бьёт и морит голодом». Жестокость Храповицкой следствием была доказана (как ранее по «Салтычихе»), что заставило распорядиться о взятии её имения в опеку. Нападавших же всё равно высекли кнутом: девушек по 25 ударов, кучера – 35, остальных по 45 ударов. Мужчин заклеймили, вырвали ноздри, и всех сослали на каторгу в Нерчинск. Плетьми наказали несколько слуг, обвинив в недонесении, и среди них служанку, которая своим воплем спасла жизнь Храповицкой. Так Храповицкие «отблагодарили» служанку за спасение жизни их матери.

В новгородском имении Грузино граф А.А.Аракчеев жестоко наказывал крепостных. Он позволял себе откровенное святотатство: при порке розгами дворовых хор крепостных пел «Со святыми упокой», были и другие издевательства. В 1825 году крестьяне зарезали наложницу графа А.А.Аракчеева – Настасью Фёдоровну Шумскую (Минкину). Он был в гневе, приказал запороть до смерти десяток своих крепостных. На самого графа была устроена облава восставшими в солдатских поселениях около Старой Руссы. Граф спасался бегством по лесным тропам в сторону Валдая.

Венецианов А.Г. был ещё полон творческих планов, деятелен и не дряхл здоровьем, пускаясь летом и зимой в дальние поездки (Калязин, Петербург). Незадолго до гибели в письмах Милюкову художник упоминал : «Я, слава богу, здоров» (05.09.1847г.), «… да слава богу, что я здоров» (24.11.1847г.). Ни «Тверские губернские ведомости», ни петербургские газеты не напечатали на смерть Венецианова ни одного некролога. После гибели о художнике почти забыли не только чиновничьи бюрократические круги, критики, писатели, журналисты, но и многочисленные его ученики. В повести «Художник» Т.Г.Шевченко (1856 г.) описал историю своего выхода в 1838 г. из крепостной неволи по инициативе и стараниями К.П.Брюллова, В.А.Жуковского и М.Ю. Вильегорского, которые подписали отпускную на его освобождение. Брюллов написал портрет Жуковского и продал его за 2500 рублей, которые пошли на уплату помещику – владельцу крепостного. Шевченко также упомянул о помощи Венецианова в этом процессе, отдал должное художнику. Поскольку он плохо знал Венецианова, то написал о нём совсем немного, подчеркнув: «Пускай это сделает один из многочисленных учеников его, который подробнее меня знает его великодушные подвиги на поприще искусства». Однако, как прямо указала Г.К.Леонтьева (1989 г.): «Увы, так случилось, что именно благодаря Шевченко мы многое открываем для себя в натуре Венецианова – ведь, кроме Мокрицкого, ни один из учеников не оставил об учителе сколько – нибудь серьёзных воспоминаний». А.В.Корнилова приводит черту характера, высказанную в книге (1863 г.) скульптором Н.А. Рамазановым (современник Венецианова, учился в академии художеств около 1817-1820 гг.), который хорошо знал Алексея Гавриловича : «умный и вместе … фанатичный старик, имевший свою исключительную манеру и не расположенный к методе академической». Эта фанатичность проскальзывает в его письмах в виде острых, порой саркастических замечаний, грубоватых острот и характеристик. Возможно, эти черты характера (фанатичность, резкость) отчасти отталкивали или отчуждали от него учеников. В воспоминаниях Мокрицкого в 1857 г. также немного места отведено бывшему учителю. Завершаются воспоминания фразой: «Не всё сказали мы по поводу Венецианова, многое ещё можно было бы сказать о его принципах; отлагаем это до более удобного случая » (хотя этот случай и так был – 10 лет со дня гибели художника). Обращает на себя внимание факт: оставили воспоминания те люди, которые не посещали Сафонково и не видели Венецианова в повседневных делах как помещика. Ученики же, которые бывали там и видели помещичий быт в Сафонково, писать воспоминания об этом не стали, помня известное выражение: «De mortuis aut bene, aut nihil (О мёртвых или хорошо, или ничего)». Лишь один бывший его ученик - С.К.Зарянко, получив звание профессора в 1850 г. «Нарочно съездил в деревню, где похоронен Венецианов, и служил панихиду на его могиле», - вспоминала дочь Александра.

Таким образом, трагические обстоятельства гибели художника проистекали из условий жизни в среде крепостнических порядков и произвола помещиков, а также из его действий, продиктованных чертами его характера, его поведением.
Виноградов
 
Сообщений: 54
Зарегистрирован: 20 сен 2010, 17:47
Откуда: Удомля

9. Судьба имения Сафонково

Сообщение Виноградов » 21 окт 2014, 13:56

После похорон отца дочери установили на могиле памятный крест высотой более двух метров. На чугунном постаменте была изображена палитра с красками, а ниже надпись: «Живописец Его Императорского Величества академик Алексей Гаврилович Венецианов, скончался в 1847 году декабря 4 дня на 68 году жизни. Незабвенному родителю от двух дочерей его». В 1853 году дочери продали имение Сафонково коллежскому советнику Петру Матвеевичу Барескову, а Трониху – Петру Ивановичу Кононовичу. Позже Сафонковым владели Химеевы и Зреловы (Е.К.Мроз,1948). Последний владелец дома художника в Сафонково – Дмитрий Савельевич Кузнецов продал его в 1938 г. за 2800 рублей. По словам Кузнецова, дом увезён в разобранном виде под Москву. После продажи имения дочери не бывали на кладбище, могила приходила в запустение. В 1908 году в газете «Новое время» указано: «…Тополя, посаженные дочерьми художника, разрослись теперь и почти закрыли своим зелёным навесом его тихий покой». На фотографии 1911 года видны крест и разрушающаяся ограда с отсутствующей калиткой, на месте отмёрших тополей выросли большие ели и кусты. Этот памятник был разбит крестьянами села Дубровского, потомками крепостных, помнивших плохие поступки художника, таивших зло на него.

К 160-летию художника в 1940 году по ходатайству Е.К.Мроз Управление по делам искусств при Совете Народных Комиссаров РСФСР приняло решение об установке памятника, помешала война.

После конференции в Третьяковской картинной галерее в декабре 1947г. (100-летие гибели) и доклада Е.К. Мроз было принято решение Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР об установке надгробного памятника над прахом знаменитого художника. Новый памятник осенью 1951 г. доставили в посёлок Брусово (в те годы место захоронения художника относилось административно к Брусовскому району Калининской области) и весной 1952 года установили на мощном фундаменте рядом (2-3 метра) с могилой художника. Однако забвение продолжается: современные краеведы уже не знают дату установки памятника и пишут надуманные «юбилейные» даты. Сельцо Сафонково после нескольких перепродаж существовало ещё 100 лет. Последние жители покинули его в 1954 – 1960 гг. На месте бывшего имения сохранился каменный фундамент строений и пруд с валуном на берегу, последние свидетели некогда кипевшей здесь жизни и разыгравшейся тогда трагедии.

В 1980 году по всей стране прошли мероприятия, посвящённые 200 - летию А.Г.Венецианова, на его могиле прозвучали речи известных людей, в городе Вышнем Волочке был открыт памятник (скульптор О.Комов), в городе Удомля именем Венецианова названа улица, село Дубровское переименовано в Венецианово.

Осенью 2000 г. примерно в полукилометре от места гибели Венецианова, на обочине дороги, ведущей в село Молдино, установлен металлический памятный крест. К 230-летию художника в сентябре 2010 г. ему открыт новый памятник (скульптор Е.А.Антонов) в городе Удомля Тверской области, на улице имени А.Г.Венецианова , а также издан красочный буклет « По венециановским местам», авторы Б.К.Виноградов и Н.И.Иванова.

Заключение

Венецианов был типичным помещиком - крепостником, представителем той эпохи, тех нравов, жил по тем правилам и неписаным законам. Он, как и большинство помещиков, нарушал заповеди Христа, не соблюдал посты (со слов дочери), нарушал православные нормы иконописи

В конфликте помещика Венецианова с его крепостными заключается трагедия русского гения, а также и всего русского народа, находившегося в варварских условиях крепостного права при полном унижении человеческого достоинства живых «православных рабов» - крепостных крестьян. Утром 4 декабря 1847 года последовала расплата с помещиком как закономерный итог копившихся крестьянских обид. Россия потеряла выдающегося художника, стоявшего у истоков возникновения русского бытового жанра в живописи начала 1820-гг., а также целого течения в искусстве и культурной жизни.
Виноградов
 
Сообщений: 54
Зарегистрирован: 20 сен 2010, 17:47
Откуда: Удомля

Иконы Венецианова в Поддубье

Сообщение Денис Ивлев » 30 ноя 2014, 20:08

После беседы с Борисом Константиновичем Виноградовым, я пришёл к выводу, что его выводы относительно изображения Дианы и иконы Богоматери с Младенцем могут иметь основание. В иконостасе Поддубской церкви имелась икона, весьма напоминающая по силуэту картину "Туалет Дианы". Привожу здесь эту икону.
Поддубье.jpg
Богоматерь с Младенцем. Иконостас с. Поддубье. Первая пол. XIX в.
К сожалению, изображение весьма плохого каченства, но видны следующие детали: Богоматерь изображена в полный рост с непокрытой головой (сравнительно редкое изображение для православной иконописи), лик Её обращён к молящемуся прямо (хотя по традиции иконописи глава Богоматери должна склоняться к Младенцу, как бы указывая на него, Младенец в любом случае центр изображения и все детали должны указывать на Него), правая её рука согнута в локте (видимо поддерживает Богомладенца на левой руке). Остальные детали неясны, часть изображение загораживает подлампадник на подсвечнике. Икона явно первой половины XIX в. При этом стиль изображений остального иконостаса отличается от иконы Богоматери. Кстати, есть там же, писанное явно одним художником и в одной манере изображение Христа с благословляющей десницей.
Поддубье 2.jpg
Благословляющий Спаситель. Иконостас с. Поддубье. Перв. пол. XIX в.
Черты лика Спасителя нечёткие, но он напоминает изображение того же времени, имеющееся в одном из храмов Удомельского района и приписываемое Венецианову. Там так же пара Христос - Богоматерь с Младенцем писанные на полотне во весь рост, хотя Богоматерь изображена с покрытой головой. Но это отдельная история.
Подтвердить или опровергнуть мои выводы попрошу московских иконописцев из Строгановки.
Кстати, в продолжение истории об увековеченных в росписях и иконах дворянах и чиновниках, вот свежий пример из нашего времени: http://diak-kuraev.livejournal.com/270113.html.
Аватар пользователя
Денис Ивлев
 
Сообщений: 1696
Зарегистрирован: 11 июл 2010, 08:01
Откуда: Вышний Волочек - Санкт-Петербург
Откуда: Санкт-Петербург

Завещание Филицаты

Сообщение Виноградов » 21 фев 2015, 18:00

Удомельская общественность 18 февраля отметила 235-летие великого русского художника А.Г.Венецианова. Большая часть жизни художника связана с Удомельским краем. И очень интересно находить сегодня новые сведения о нем, новые документы, до сих пор не известные широкому кругу любителей живописи и истории.

В Дубровской церкви в 1940 году искусствовед Е.К. Мроз познакомилась с текстом завещания дочери художника Филицаты. Завещание составлено в январе 1897 года, умерла Филицата в августе того же года. Свой капитал в 15 тысяч рублей серебром Филицата Алексеевна Венецианова распределила следующим образом (текст записан Е.К.Мроз):
"Шесть тысяч рублей - Императорской Академии Художеств на учреждение в ней одной стипендии в шесть тысяч рублей для одного бедного, воспитывавшегося в Академии, оказывающего значительные способности в живописи для выдачи ему по 300 рублей в год. Стипендия эта должна быть имени отца моего, умершего академика Алексея Гавриловича Венецианова.
Три тысячи рублей бывшему моему ученику Морису Штейнграберу".

Далее в завещании следуют упоминания еще о нескольких лицах и затем: "В церковь Дубровского погоста, где похоронен мой отец, на вечное поминовение родителей моих Алексея и Марфы, сестры Александры и меня, Филицаты, - пятьсот рублей. Причту той же церкви - сто рублей. На мои похороны, устройство могилы на Смоленском кладбище, уже приготовленной, где покоятся мать и сестра мои, и где на надгробной плите прибавить мое имя и сделать вокруг могилы железную решетку – 500 рублей".

Завещание также дает сведения о некоторых работах А.Г. Венецианова. "Из образов моих большой образ Спасителя работы моего отца завещаю Сергиевскому монастырю, что близ Стрельны. Образ Божьей Матери с Христом и Иоанном Крестителем в серебряной рамке, шитой бисером моей работы, лица же писаны моим отцом масляными красками, во вновь строящийся храм памяти Александра Второго. Два образа одной меры царицы Александры и мученицы Филицаты - в церковь села Дубровского, где похоронен мой отец. Портрет моего отца с палитрою в руках, им самим писанный, - музею Александра Третьего" (ныне Государственный Русский Музей.

Из этого документа видно, что дочь Филицата не только хранила картины отца, но и украшала их серебряными рамками, "шитыми бисером" ее работы, имела своих учеников. Распространившаяся среди краеведов легенда, что младшая дочь Венецианова умерла, якобы, в крайней нужде, почти в нищете - не соответствует действительности.

Борис ВИНОГРАДОВ, краевед
Виноградов
 
Сообщений: 54
Зарегистрирован: 20 сен 2010, 17:47
Откуда: Удомля

Re: Венецианово

Сообщение Александр Герасимов » 12 мар 2015, 13:09

Обнаружил у себя такую медаль!Когда-то подарили с Обкома,когда П.И. Леонов приезжал на юбилей и я делал фоторепортаж о этом событии!
Вложения
004.JPG
003.JPG
Александр Герасимов
 
Сообщений: 139
Зарегистрирован: 01 окт 2010, 22:40
Откуда: Удомля - Мста

Поездка в Змеево к храму из Дубровского

Сообщение Денис Ивлев » 02 июл 2016, 13:23

Члены ИКО "Наследие Вышневолоцкого уезда" Денис Ивлев и Борис Виноградов, а так же журналист газеты "Тверские Ведомости" Павел Иванов посетили с экспедицией пограничье Спировского и Лихославльского районов. Основная цель экспедиции была собрать материалы по Никольскому храму с. Змеево, который был перевезён из погоста Дубровское Вышневолоцкого уезда (современное село Венецианово Удомельского района) в конце XIX в. Сделанное Борисом Виноградовым в прошлую экспедицию предположение о том, что этот храм и храм, в котором крестили детей Венецианова, для которого он писал иконы и где он был отпет, подтвердилось во время архивных изысканий. Денис Ивлев обнаружил в ГАТО дело о переносе храма из погоста Дубровское Вышневолоцкого уезда в д. Змеево Толмачёвского прихода. Выяснилось, что при переносе заменены были лишь несколько нижних венцов здания, в остальном же основные части храма - свидетеля жизни А.Г. Венецианова сохранились до наших дней. Исследователи встретились с местными верующими, которые пытаются сохранить от разрушения храм, находящийся в аварийном состоянии. Были сделаны обмеры здания, для последующего наложения его на план территории старого кладбища с. Венецианово. В результате было принято решение поднять вопрос о сохранении уникального здания конца XVIII в., которое является единственным памятником, доподлинно связанным с жизнью нашего великого земляка художника А.Г. Венецианова. Фотоотчёт здесь: https://vk.com/album-118599485_233405052

Вот уже третье заседание общества мы обсуждаем книгу Бориса Константиновича о Венецианове. Многие вещи спорны, многие нелицеприятны, но он первый на мой взгляд исследователь, который решил оценить Венецианова, как человека, а не как гения. И Венецианов получился у него человечным, перед сильными робел, с людьми ниже себя вел себя властно, но, самое главное, искренно любил он Марию Богданову, раз уж написал ее в образе Богоматери (одна из таких икон хранится в Венецианове, и скажу честно, Маша была привлекательной женщиной). И очень хорошо, что Борис Константинович делится с краеведами своими материалами, слушает критику и возражения, просит помощи в поисках. Ведь нашли мы подлинный Храм из Дубровского в далеком Змеево, доказали, что это Храм, помнящий декабрь 1847 г. и тело Венецианова! За одно это уже можно простить сложный характер Бориса Константиновича. Да, и кто из нас без греха, кто не обидчив, порой зол и не горд?
Аватар пользователя
Денис Ивлев
 
Сообщений: 1696
Зарегистрирован: 11 июл 2010, 08:01
Откуда: Вышний Волочек - Санкт-Петербург
Откуда: Санкт-Петербург

Re: Венецианово

Сообщение Владимир Крутов » 12 янв 2018, 23:11

Запись о смерти Венецианова из метрической книги
"(запись №) 26 (смерть) 4 (погребение) 14 декабря сельца Софонкова помещик надворный советник академик Алексей Гавриилов Венецианов 67 (лет) (умер) скоропостижно. поведению земскаго суда. (погребение совершали) священник Василий Владимиров с дьяконом Михаилом Малеиным, дьячком Гавриилом Танровым и пономарем Андреем Покровским на приходском кладбище села Дубровскаго"

Картинка нужна или поверим на слово?
И посмотрим, найдется ли на этот раз ясновидящий, который знал это задолго до этого.
Аватар пользователя
Владимир Крутов
 
Сообщений: 352
Зарегистрирован: 06 окт 2012, 17:48
Откуда: Германия, Гамбург

Мемуары Каменской о Венецианове

Сообщение Алексей Крючков » 16 янв 2018, 12:16

Побывал я вчерась на лекции Виноградова в библиотеке, о Венецианове. Упомянул он там о мемуарах Каменской, которые они с трудом нашли в Интернете. Находятся они легко, вот они: http://imwerden.de/pdf/kamenskaya_vospo ... 1_text.pdf Я приведу оттуда интересные цитаты.

Стр. 184 - об обстоятельствах смерти жены А.Г.Венецианова:
"Из числа наших академических знакомых, кроме Василия Алексеевича Глинки, холерою умерла еще прекраснейшая женщина, жена академика Марфа Афанасьевна Венцианова 18, которую мы все очень любили. И умерла чисто от страха; она так боялась холеры, что закупорила все свои окна и сидела впотьмах. Раз ночью ей понадобилось взять что-то с окна, она приподняла занавеску и, как нарочно, увидала, что со двора их выносили гроб; этого было довольно, чтобы ее в то же мгновение схватила скоропостижная холера, ни она в страшных судорогах к утру окончила жизнь. Две дочки ее, которые не захотеДи жить без своей мамы, нарочно для того, чтобы заразиться от нее и умереть, сняли с покойницы чулки и надели себе каждая по одному чулку на ногу, но, к великому отчаянью их, обе остались живы, что, кажется, ясно доказывало, что холера от носильных вещей не приставала."

Стр. 362:
"При создании литературно-обобщенных образов семейства Шепотковых писательница использовала некоторые эпизоды из жизни семьи художника А. Г. Венецианова (главным образом обстоятельства кончины жены и мужа), также черты внешности их и их дочерей и некоторые особенности творчества живописца. Это послужило поводом к конфликту со старшей дочерью А. Г. Венецианова — Александрой Алексеевной (1816—1882), воспринявшей очерк Каменской как пасквиль на свою семью. «В прошлом 1861 году. в июльской книжке журнала «Время»,— писала А. А. Венецианова,— появилась статья Марии Каменской под заглавием «Знакомые», в которой она хоть под именем Шепотковых, но так явно описала наше семейство, так беспощадно истерзала насмешками и ложью всю добрую память о моем отце и для своего красного словца не пощадила и моей матери, что давно таившееся в душе моей желание взяться за перо для того, чтобы как дочери вернее других написать об отце все, что знаю, разгорелось во мне еще сильнее». Результатом явились полемические «Записки» А. А. Венециановой (Алексей Гаврилович Венецианов. Статьи. Письма. Современники о художнике. Л., 1980. С. 214—235)."
Аватар пользователя
Алексей Крючков
Главный модератор
Главный модератор
 
Сообщений: 4249
Зарегистрирован: 24 июн 2010, 19:44
Откуда: Удомля

"Семейство Шепотковых"

Сообщение Алексей Крючков » 16 янв 2018, 12:48

стр.288 - 307 мемуаров Каменской

"Вот и в четвертой улице города Васильева у нас тоже знакомые были: семейство Шепотковых. Оно состояло из мужа Евсея Евсеича, жены Марфы Ивакиевны и двух еще невзрослых дочерей Агафоклеички и Клёпиньки.

Евсей Евсеич был человек средних лет, среднего роста, довольно плотный, с большой головой, покрытой густыми кудрями с проседью. Лицо у Евсея Евсеича было полное, дряблое без кровинки; даже и губы-то у него были совсем белые, с кисло-наклоненными книзу углами. Евсей Евсеич брился чисто и оставлял бороду только в самом низу за подбородком, да и ту счесывал и прятал за высокий, крепкий галстух; только к вечеру она, бывало, сердечная, не вытерпит,— выглянет на свет Божий, и то не вся, а кой-где упрямым седым клочком. И беда ей, если Евсей Евсеич заметит это непослушание с ее стороны: сейчас же ее, вольницу, шмыг за галстух и поминай как звали! Нет бороды!..
Говорил Евсей Евсеич все в уменьшительном, нежно, сладко, и при этом улыбался еще слаще. Одевался он, Бог его знает как, тоже очень нежно. Цвета любил все дамские: галстучек, бывало, лиловенький, панталоны телесные, сертучок гороховый, даже плащ был подбит розовым коленкором... Право, я не лгу! Спросите: я думаю, многие еще до сих пор это помнят в городе Васильеве. Разоденется так Евсей Евсеич, все на нем новое, с иголочки: что же вы думаете, чист он? Нет-с, грязен, точно его из трубы вытащили! Уж Бог его знает, от чего это: и он сам, и все, что он ни наденет, делалось серо.

Марфа Ивакиевна была добрая, тихая, простая женщина. Маленькая, смуглая, с большими черными глазами навыкате. Любила поболтать со знакомыми, но дурно никогда ни об ком не говорила. Боже оборони! По мнению Марфы Ивакиевны, все люди были ангелы. Марфа Ивакиевна была женщина болезненная, сильно страдала головными болями, и потому большую часть
жизни своей проводила на кровати. Все лежит, бывало, за ширмами в белой кофточке и в шапочке из смоленого каната. И Марфа Ивакиевна, и все, что на ней надето, и кровать ее, и все, что стоит и лежит вокруг нее, все было серо, как сам Евсей Евсеич. И дочки обе были тоже такие же серенькие. Дети не дети, старушки не старушки, а так уж, и не знаешь как назвать. Старшая, Агафоклеичка, которой было четырнадцать лет, была одутловата и бледна, как отец, да и всем как-то выдалась в него. Меньшая, Клёпинька, двенадцати лет, была две капли воды мать: маленькая, смугленькая, с черными глазками, довольно живая девочка. Мать их вечно кутала, лечила: от того, должно быть, они обе были хворые, болезненные, особенно старшая то и дело в постели лежала.

Редко, бывало, Евсей Евсеич входил к кому-нибудь в гости без этих слов:
— А моя Агафоклеичка опять в горизонтальном положении.— Это значило, что Агафоклеичка больна. Знакомые знали, что это значит, и, нисколько не удивляясь, в ответ на эту фразу Евсея Евсеича делали вопрос:
— А Клёпинька?
— В вертикальном,— отвечал Евсей Евсеич, кланяясь как-то набок и морща в комок свое лицо.

Евсей Евсеич не всегда жил в городе Васильеве. Он был человек заезжий. Земное поприще свое начал он в Т...Й губернии, в маленькой деревушке Доицы. Там сама природа, должно быть, указала ему его призвание! Рано, еще мальчиком, Евсей Евсеич почувствовал в себе влечение к рисованью. Кусточек ли, босой ли мальчишка, корова ли — все переходило под его детской
рукой живо и точно на бумагу. Таким образом, почти не учась, Евсей Евсеич сделался одним из известных в свое время живописцев. Дивно передавал он нашу серенькую природу с ее сильными, здоровыми типами. Особенностью же кисти Евсея Евсеича было тело, живое, как бы дышащее тело.
— Так ущипнуть и хочется,— говаривали, улыбаясь, старики-художники, стоя против его картин. И любил же это тело Евсей Евсеич: наги, до крайности наги были его картины. В ином пейзаже совсем бы и не след, а у Евсея Евсеича без тельца не обойдется... Как-нибудь, да уж отвернется сарафанчик, рубашечка расстегнется, а тельце и видно...
Несообразности, бывало, Евсея Евсеича не останавливали: да и то сказать, к чему себя сдерживать, когда парит воображение?..
Никогда не забуду я одной картины Евсея Евсеича. Баня русская, деревенская, представлена была как живая. Закоптелый потолок, каменка с раскаленными каменьями, полуразрушенный полок, почерневшие от сырости деревянные шайки, дырявый пол и на нем спаренные веники. Чистая натура! И вдруг, неизвестно почему и отчего, в закоптелой-то бане, академическими
складками переброшен из угла в угол пурпуровый бархатный завес с золотой бахромой й кистями. С одной стороны завеса две деревенские бабищи, «en habit de verite» («в чём мать родила» - фр.) , парятся вениками, а с другой стороны Евсей "Евсеич, в розовом галстухе, крадется на Цыпочках, чтобы окатить их нежданно-негаданно из шайки водой.
Воображение, как видите, художничье и помещичье вместе. Евсей Евсеич был и то и другое. Зато тело-то, тело какое былочу двух бабищ! Верно, многих забирала охота ущипнуть...
Когда, глядя на эту картину, спрашивали Евсея Евсеича: «Что это за сюжет?» — он, нежно пришепетывая и сладко улыбаясь, отвечал:
— Это я представил баньку у меня в Хохлушках.
Не правда ли, как тепленько вышло? А это ведь портретики-с. Вот эта, вот что спинкой стоит — моя собственная Капитошечка-с. А та, что вполоборотика, тоже моя собственная, Алёночка. Славные натурки — не правда ли-с?
— А зачем же у вас в бане эта занавеска?
— Цветику надо было подвалить, перерезать, знаете ли, пятнышком таким приятным, и складки-то удались такие вкусные... и бархатец-то такой мяконький, приятный вышел, не правда ли-с?
— А это, кажется, ваш портрет?
— Да-с, это я. Признаться сказать, и случай-то этот в натуре был. Раз, знаете ли, гулял я и вижу, из баньки дымок валит и дверца отворена стоит: подкрался я на цыпочках и вижу, что Алёночка и Капитошечка моются. Я потихоньку взял шаечку с холодной водой, да и окатил их... Так вот, этот самый моментик и схвачен... И в моей-то фйгурке, знаете ли, много движеньица есть... ‘ '

Лет около тридцати Евсей Евсеич влюбился и Женился на Марфе Ивакиевне, единственной дочери богатого помещика Хохлушкина. Марфа Ивакиевна принесла Евсею Евсеичу сперва хорошее приданое, а потом, по смерти отца, и богатую усадьбу Хохлушкино, доставшуюся ей же. И что это, по словам Марфы Ивакиевны, за усадьба была! Просто прелесть. На горе, над рекой дом с бельведерами, с колоннами. Сад какой, с вековыми липами и дубами, что еще ее прадеды сажали; умирать не надо, да и только! И ко всему этому еще полтораста незаложенных душ. Точно, кажется, жить бы там да жить, пока живется. Так нет, вкусы у людей не одинаковы. Что нравилось Марфе Ивакиевне, всегда как-то не по душе было Евсею Евсеичу, а что ему не нравится, то у него уж нрав такой — ничего не пожалеет, а сокрушит. Да я вперед забегаю, всему свое место будет.

Я не успела упомянуть, что Евсей Евсеич в доме, как видно, был большой, и хотя всегда очень нежен и ласков с Марфой Ивакиевной, но она видимо его побаивалась. Мягко стлал Евсей Евсеич, да видно спать-то жестко было, хотя Марфа Ивакиевна в этом неохотно сознавалась. Разве уж не под силу придет, так невольно что-нибудь вырвется в разговоре с друзьями. А пройдет сердце, и опять не то заговорит. Начнет, бывало, рассказывать, что Евсей Евсеич до того любил ее, что никогда не будил иначе, как опрокинув на нее корзиночку розанов, покрытых утренней росой. Конечно, оно холодно, мокро.;. Ну, а если кто хочет взглянуть на это пробуждение со стороны поэтической — может, оно и приятно. А на поверку-то эти розовые пробуждения вот как
бывали в Хохлушках: прострадает бедная Марфа Ивакиевна в страшном мигрене, не смыкая глаз, всю ночь, и только согревши голову своей смоленой шапочкой сладко прикорнет на заре, как Евсей Евсеич взглянет на нее, видит, что она сладко заснула, и вскочит со своего места, да и шасть в сад; нарвет розанов не корзиночку, а целую платяную корзину, прокрадется с ней в спальню, да и бух все розаны на лицо спящей Марфы Ивакиевны. Вскочит она, бедная, в испуге, слетит с нее шапочка, по полу покатится; забарахтается Марфа Ивакиевна в розанах, вся переколется, перемочится росой и еле-еле от испуга дух переведет. Тут бы по-настоящему белье переменить, укрыться потеплее, малинки выпить да отдохнуть. Так нет, Евсей Евсеича, как нарочно, фантазия заберет играть с Марфой Ивакиевной. Она, бедная, вся дрожит от холоду, даже зубы плясать начинают, а он-то в нее мокрыми розанами кидает да ручки целует. И растает
Марфа Ивакйевна, видя, что Евсей Евсеич ее так любит; и холод, и головную боль забудет, плачет от умиления, хохочет, дрожит — да и в истерику...

Это бы все ничего, уж куда бы ни шли эти розаны — все цветочки... а то и ягодки бывали. Раз этак мило играл, играл Евсей Евсеич с Марфой Ивакиевной, да вдруг не говоря дурного слова из розанов-то как вытащит пистолет, приставил к груди Марфы Ивакиевны, да и шепнул ей страшным голосом: — Подпиши мне Хохлушкино...
Покатилась Марфа Ивакиевна на подушки замертво. Такие приятные пробуждения с разными варияциями бывали не раз, не два, и кончились тем, что Марфа Ивакиевна как ни крепилась, а в одно прекрасное утро подписала мужу Хохлушкино. Тут-то разыгралась фантазия Евсея Евсеича. Древний сад начал казаться ему мрачным, группы деревьев не на месте, мало светлых бликов, слишком темные тени. Дом в строгом стиле, не уютен, не игрив. Избы крестьян вытянуты в одну линию, не живописно... И пошел Евсей Евсеич коверкать усадьбу Хохлушкино...

Вдруг у него в голове блеснула светлая мысль перенести хохлушкинский сад к себе в Доицы и разбить его там по своему вкусу. Марфа Ивакиевна, несмотря на свои слезы и просьбы, не могла удержать его. Закипела работа, заскрипели телеги, повезли вырытые столетние дубы, старые липы сажать на болото в Доицы. Оранжерею тоже живо разобрали по бревнышку. Роют, рубят, ломают, везут и несут все на новое место. С сокрушенным сердцем сидит бледная как смерть Марфа Ивакиевна у окна в своей смоленой шапочке с кисточкой, качаясь на стуле, смотрит на разрушение своего родного угла, плачет, руки ломает, спирт нюхает,— а помочь горю не может. И стала Хохлушка хуже выбритого рекрута... Да и Доицы от новых-то украшений некрасивее вышли. Торчат в новом саду старые липы и дубы, растопырив свои голые сучья и ветви; кой-где желтый листочек трепещет, а остальные вокруг дерева, как в крутую осень, втоптанные в землю лежат. Оранжереи вполовину собраны, вполовину с побитыми стеклами в груду свалены. Дорогие деревья, что в оранжереях недавно еще красовались посаженные, без призренья, на ветру болтаются как ощипанный голик... Страсть взглянуть, да и только. В Хохлушках один барский дом торчит, как сирота какая. И жарит, и палит его солнышко немилосердно со всех сторон.
И выйти-то из дому некуда, перерыто все: где яма, где пень, где бревно — черт ногу сломит.

И в Доицах тоже убежища никакого нет. Господский старый домишко набок совсем нахилился. Подпорки и те не держат, все кривится да кривится. Даже полы все повыперло. Кажется — разлетись пошибче жук да треснись в дом, тут он, голубчик, и сядет. Правда, новый дом в Доицах давно заведен был, да и тот еще в срубе сгнил... Поглядел, поглядел на все это Евсей Евсеич, самому гадко стало; он и говорит жене: — Знаешь что, Марфочик: я не хочу жить в деревне; поедем лучше в город Васильев; что мне здесь гнить с моим талантом! Да и детишечки подрастают, надо им образованьице дать. Ведь Агафоклеечке десять лет минуло, а Клёпиньке восемь скоро будет, надо и об них подумать: Продам я Хохлушкино, возьму хорошего управляющего и на эти денежки велю ему отстроить мои Доицы по моему планику. Садок мой примется, обрастет, приютик нам на старость будет. А покуда я еще в силе, надо мне свой талантик показать. Марфа Ивакиевна не противоречила: она знала, что ее не послушают.

Сказано — сделано. Евсей Евсеич продал изуродованные Хохлушки почти ни за что, забрал жену, детей, картины, множество девок, мальчишек и целым караваном тронулся в город Васильев. Там он поселился на четвертой улице, в розовом доме. Евсей Евсеич, по приезде своем в Васильев, тотчас познакомился с некоторыми художниками. Показал им свои картины; они очень понравились. Тельце деревенских баб поразило всех своею живостью и натурой. Это польстило Евсея Евсеича: он взялся опять за кисть и начал писать, опять-таки тельце, но уже не деревенское, а городское. Для этого, за неимением собственных натурок, он завел себе две вольные натуркй... заперся с ними в мастерской, и что там происходило — одному Богу известно!
Марфа Ивакиевна, голубушка, и замочные скважинки даже своею рукою воском залепила...

По приезде в город Васильев Марфа Ивакиевна познакомилась с моей покойницей маменькой. Мы, дети, как это всегда бывает, тотчас же подружились, а через нас и матери наши сошлись тоже. Тут-то я видела вблизи артистически-помещичью жизнь семейства Шепотковых, и она глубоко врезалась в мою молодую память. Квартира, которую занимали они, была большая,
хорошая. Евсей Евсеич занял залу под мастерскую. В остальных комнатах расположилась Марфа Ивакиевна с двумя дочерьми. Всякий день обе девочки ходили в пансион m-elle Galette и вечером возвращались домой. Марфа Ивакиевна тоже по-своему воспользовалась городского жизнью. Тотчас же накупила себе бездну чепцов в виде шишаков и шлемов, с пунцовыми и желтыми цветами, и разгуливала в них по комнатам, когда умолкшая головная боль дозволяла ей снять смоленую шапочку с кисточкой. Марфа Ивакиевна, впрочем, сейчас по приезде своем в Васильев,, начала серьезно лечиться от головной боли.
— Вот спасителя мне Бог наслал,— говорила она, потряхивая чепцом,— боль как рукой снял!.. Вот и чепчик надела, и ничего... Дай ему Бог здоровья, благодетелю.
Этого спасителя в городе Васильеве звали «Тёркой»: другого имени ему я что-то не слыхала. Это был ледащий старичишка, одетый мещанином, в сертуке по пяты, с волосами, остриженными в кружок. Он носил кличку по шерсти... Тёркой его звали потому, что он лечил Трением от всех болезней, начиная от чахотки и врожденной слепоты и глухоты. Как только, бывало, засверлит у Марфы Ивакиевны головная боль, она и кричит: .
— Алёнка! Петька! Капитошка! Ефимка! Тёрку мне скорее, Тёрку! Бегите за ним! Зовите его, батюшку... Скажите, Марфа-де Ивакиевна приказали просить скорей головная боль-де приступила. Скорее, скорее!
Побегут мальчишки и девки,— одна нога тут, другая там... .
И явится Тёрка... Помолится в правый угол, поклонится Марфе Ивакиевне, да и скажет: — Извольте, сударыня, спинкой вверх повернуться.
Повернется Марфа Ивакиевна спиной вверх, девка ей спину обнажит, а Тёрка опять помолится образам, засучит рукава, два большие пальца выставит, другие все в кулаки зажмет, да и начнет двумя пальцами вести по обеим сторонам спинного хребта. Он ведет, и за пальцами, под кожей, выступают две наполненные кровью полосы, в толстый расплющенный палец. Марфа Ивакиевна не то что кричит, а мычит как-то так страшно, не по-человечески, что все уши затыкают. Вот как избороздит так Тёрка всю спину Марфы Ивакиевны, точно ее сквозь строй гнали, она и начнет
еле слышным голосом молиться за здравие благодетеля Тёрки и благодарить его.
— Дай тебе Бог, отец мой, всех благ земных! Оживил ты меня, несчастную страдалицу...
А сама от этого оживленья — точно по ней карета проехала, пролежит неделю, пошевелиться не может ни рукой, ни ногой, а про спину и говорить нечего: в эту неделю у ней на спине "все цвёта радуги, перебывают, просто страсть взглянуть.
— Ах, Марфа Ивакиевна, голубушка, что вы с собой делаете? — скажет, бывало, ей моя покойная мать.— Ведь у вас мигрень одни сутки бывает, а с этим леченьем вы целую неделю так ужасно страдаете. Прогоните вы этого шарлатана, он вас уморит.
— Ах нет, уж не говорите этого! Ведь я чувствую, какую он в меня силу влагает. Какой он шарлатан!
Ведь он это все с молитвами лечит. Нет уж, пусть его, мой батюшка, лечит как знает, ведь ему это свыше дано. Видели вы его бороду?.. Что ж, спроста это, вы думаете?..
Я в него верую. Уж вы не смущайте меня, это грех. Вот я бы вам советовала вашу Пашеньку от золотухи долечить: он бы как рукой снял всю боль. Право, попробуйте...
— Что это вы, Марфа Ивакиевна, избави Боже!
Да если ваш Тёрка один раз пальцем проведет по моей тщедушной Пашеньке, она на две половины перервется. Бог с вами, у меня от одной мысли мороз по коже.
Покойница мать моя так боялась Тёрку, что, когда он приходил, зажимала уши и убегала опрометью домой. А мы, дети, нисколько не разделяли этого страха нашей матери. Напротив, мы очень любили, когда к Марфе Ивакиевне приходил Тёрка; вместе, с ее детьми смотрели на него как на чудо, всегда ловили его на возвратном пути в передней и в один голос кричали ему:
— Господин Тёрка, сделайте милость, покажите нам вашу бороду...
— Извольте, деточки, поглядите, вот какова у меня бородушка!
При этом Тёрка расстегивал свой длиннополый сюртук, полосатую поперек жилетку, закидывал руки за шею и развязывал тесемки черного коленкорового мешка, в котором была спрятана борода! Во время этих приготовлений мы все стояли разинув рот, следя за его движениями. Вдруг Тёрка сдёргивал мешок, и черная как смоль борода, развиваясь, падала до полу. При этом мы, обыкновенно, вздрагивали и вскрикивали невольно. Но скоро робость наша проходила, мы начинали щипать диковинную бороду, мерять ее своими маленькими руками и тащить ее каждая в свою сторону.
- Полно, полно, барышни! Не извольте путать... Нехорошо, не балуйте,-дайте я спрячу...
— Ах, нет! Дайте еще поглядеть, еще рано... Отчего у вас такая длинная борода? — спрашивали мы.
— Так уж по милости Божией порожден... Читали вы про Самсона?
— Читали... Это этот Самсон, у которого сила была в волосах?
— Он самый и есть-с. А вот у меня сила в бородушке-с.
— Так обстригите ее,— говорила Клёпинька.
— А кто же вашу маменьку лечить будет? Где я тогда силки возьму-с?
— Да ведь маменьке больно...
— Это ничего-с, зато после пользительно будет — я им все нервы в свое присутствие приведу-с.
— В какое присутствие? В уголовную палату, что ли? — подхватила со смехом одна вострушка из нас — и все девочки вторили ей громким хохотом.
Тёрка обижался, проворно начинал свертывать свою бороду, прятал ее в мешок и, ворча себе под нос: «Над Божьим даром смеяться грех, барышни!» — уходил домой.

Вообще семейство Шепотковых жило смирно и тихо. Евсей Евсеич писал свои картины, двери в его мастерскую были на ключе, и в переднюю, и в гостиную. Марфа Ивакиевна все сидела у себя, принимала — если была здорова, и лежала и терлась, если была больна. По воскресеньям день проходил шумнее обыкновенного. Дети были целый день дома, к ним собирались приятельницы. Девочки, обыкновенно, делились на партии: на партию скромных и ученых и на партию ленивиц и сорвиголов. Каюсь,— я по первому и по второму качеству вся как есть принадлежала к последней партии, или лучше сказать к шайке чуть не разбойниц. Резвая Клёпинька была во всем со мной заодно. Скромная и умная сестра моя Пашенька была главой
партии ученых дев. К ней душой и сердцем пристала тихая и болезненная Агофоклеичка. Партия ученых с утра, обыкновенно, была занята чтением, переводами или сушеньем растений и цветов в одном из толстейших лексиконов. Мы, то есть сорвиголовы,— pas si bete (дураков нет -фр.), по воскресеньям обходили все мудрости земные сторонкой, чуть не за версту. И в неделю-то они нам довольно солили, чтоб еще трогать их в благословенный, Богом данный нам праздник. Нет, у нас были занятия поувлекательнее лексикона, цветов и травы...

В гостиной стояла деревянная гора, работы деревенских столяров Евсея Евсеича. Много, много повисло на ней, голубушке, полотнищ от наших ситцевых платьиц! Еще у Евсея Евсеича был ученик, глухонемой немец. Вот уж это не лексикону чета. Рисует он, бедный, бывало, смирнехонько какую-нибудь гипсовую Венеру. А мы все его облепим со всех сторон, отымем у него карандаш и напишем ему на Венере: «Спойте нам что-нибудь — вы так прелестно поете». Заблистают, бывало, глаза у немца, весь он процветет как солнышко, улыбнется, сделает нам ручкой... спрячет свою исписанную Венеру в папку и торжественно пойдёт к фортепьяно. Возьмет он первый попавшийся ему французский кадриль, поставит его перед собой, ударит в клавиши и заревет... Да что я говорю — заревет: зарычит, как лев в пустыне. С первым аккордом и рычанием мы все — где кто стоял, так на пол и попадаем, умирая со смеху. Одна только Клёпинька серьезная стоит и то и дело пишет на нотах карандашом:
— Громче! громче! мы ничего не слышим...
Немой кивает головой в знак согласия, надуется, посинеет и хватит так, что, бывало, в большом каменном доме генерала Матосова, что на берегу Чухонки стоял, слышно было... А нам и любо... Не понимали мы тогда, глупые, жестокие дети, что у бедного немца могла от. натуги жила лопнуть.

Или еще милое было у нас занятье... Надоест, бывало, гора и глухонемой немец, а Клёпинька (тут) как тут, с предложением:
— Знаете ли что? У меня есть сусальное золото...
Вызолотим Машку, дадим ей грош и пошлем ее в лавочку за пряником. Она побежит, а мы посмотрим с балкона. Все на улице будут останавливаться, удивляться... Ах, как это будет мило!.. Хотите?
— Давайте, давайте! — закричим, бывало, все в один голос.
Клёпинька тотчас же слетает в кухню и приведет за руку трехлетнюю толстенькую, хорошенькую Машку, дочь судомойки. -
— Машка! Хочешь быть золотой? — спросит Клёпинька.
— Хоцю, балинька! — ответит Машка, глядя исподлобья своими ясными черными глазками.
— Ну, так давай мы тебя вызолотим,— говорит Клёпинька, проворно снимая с девочки сарафанчик и рубашку.
— Хоцю, хоцю, балинька! — шепчет, улыбаясь, Машка.
И начинается золоченъе. Боже, сколько хлопот, сколько стараний! Мочат Машку водой,— золото не пристает, мочат Машку квасом - г золото все не пристает. Наконец, я подаю голос:
— С черным пивом пристанет! — Является и пиво; дело идет успешно. Со всех сторон, в несколько рук прихлопываем мы на вымазанную пивом Машку хлопчатой бумагой листки сусального золота. Наконец труд увенчан полным успехом. Машка, золотая с головы до ног и самодовольно хлопая золотыми ручонками по золотому брюху, приговаривает:
— Балинька, Маска золотая?
— Золотая, золотая... На грош, беги в лавочку: тебе дадут пряник, большой, сладкий...-— говорит Клёпинька.
— Боссой, слядкий...— повторяет Машка и пускается со всех ног в отворенную ей дверь по парадной лестнице. Мы все с хохотом, толкая друг друга, выбегаем на балкон.
О радость! Машка, шлепая золотыми ножками, бежит по тротуару, держа кверху в ручонке грош. Народ останавливается, дивится... Успех полный. Мы все счастливы донельзя.

Где же все большие? — спросите вы. Всех девочек обыкновенно провожали нянюшки, препоручали их Марфе Ивакиевне и отправлялись домой, а если и оставались, то сидели в девичьей и пили кофе с горничными Марфы Ивакиевны. У нас у всех были, правда, и гувернантки, но для них, как и для нас, воскресенье было день свободный, и они с ранннего утра отправлялись
к родным.
А где же Марфа Ивакиевна? — спросите вы. А она у себя в комнате, разговаривает с кем-нибудь, в полном убеждении, что милые дети играют себе смирнехонько; даже львиная песнь глухонемого ее не тревожила: она знала несчастную его страсть к пению и музыке; и по доброте сердечной не воспрещала ему околачивать чуть не кулаками детское фортепьяно и рычать
сколько ему будет угодно. Улыбнется, бывало, только, кивнет своим шишаком по направлению к гостиной и скажет:
— Вот, подите вы, ведь воображает, что поет!.. Такой несчастный немец!
Евсей Евсеич все слышал и даже часто видел собственными глазами вызолоченную Машку; но так как он любил всякого рода шутовство, то от всего этого приходил в неописанный восторг и, сладко улыбаясь, говаривал:
— Невинность, невинность!
Часто, бывало, до того умилялся, что отворял нам двери в свое святилище и приглашал нас всей гурьбой побегать по большой мастерской. Разумеется, что в это время живые натурки оттуда изгонялись.
Как бешеные врывались мы в залу и начинали трепать его манекены, приспособляя их вместо кукол; рядили их в чепцы Марфы Ивакиевны и ставили в разные отчаянные позы, не обращая никакого внимания на тельце, которым были увешаны все стены мастерской Евсей Евсеича.
Но зато если партия умниц, соблазнясь любезным приглашением Евсея Евсеича, тоже выходила погулять по мастерской — какая разница, Боже мой!
Старшие сестрицы, умницы, ходили по зале, стыдливо потупив глаза, и часто Агафоклеичка со слезами просила отца завесить картины коленкором. На что, обыкновенно, Евсей Евсеич отвечал:
— Агафоклеичка, тут нет ничего дурного; натурка и у тебя есть, и у всех других — стало быть, это ничего...
Вследствие этой логики, натурка оставалась неприкосновенною и висела всем на погляденьице.

Между этим тельцем красовался тоже портрет Марфы Ивакиевны, писанный в Хохлушках самим Евсёем Евсеичем, вероятно, во время прилива нежности его к жене. Господи! Что это был за страшный портрет! Добрая, маленькая, черненькая Марфа Ивакиевна представлена была в виде Марфы Посадницы, в ферязи и в жемчужном новгородском кокошнике. А глазищи-то какие
ей, бедной, вырисовал нежный супруг! Что за брови!.. И чуть не косая сажень в плечах... Ну, давайте мне что хотите, а я спать в комнате, где этот портрет висит, и теперь ни за что не лягу. А тогда я его и днем боялась.

Недолго, однако ж, шайка сорвиголов бушевала по воскресеньям. Вдруг, нежданно-негаданно, круг нашей деятельности стеснился и поневоле мы приутихли. Вот как это случилось.
— Марфа Ивакиевна! (В городе Васильеве Евсей Евсеич жену уже не называл Марфочик.)
— Что, мой батюшка?
— Вот что-с: я беру себе гостиную под вторую мастерскую, она мне нужна — мне тесно с моими натурками; им, бедненьким, довернуться негде.
— Да как же это, мой батюшка? Ведь и мне тесно будет с двумя детьми в двух маленьких комнатах! Сам посуди, как я в одной спальне помещусь? А столовую и считать нечего. Ведь туда девушек спать не положишь на проходе.
— Об этом не беспокойтесь, я уж сделал планик... Мои столярики вам все устроют, вам будет очень хорошо... Вот посмотри сама, как я придумал...— При этом Ёвсей Евсеич вынул сверток бумаги, разложил его перед Марфой Ивакиевной и начал водить по нем пальцем.
— Вот-с, я разделил вашу спальню на четыре комнаты. Вот-с ваша спаленка... Вот так станет ваша кроватка-с, вот так Агафоклеичкина-с, а вот и Клёпинькина-с... И уютно, и мило-с. А вот это гостиненькая: вот-с ваш диванчик... столик рабочий я вам новенький подарю-с. Васька по моему рисуночку сделает... Вот-с между двух окошечек и зеркальце с подстольничком... А дверцу, что ко мне во вторую мастерскую ведет, я придумал фортепьяниками заставить. А вот этот уголочек будет ваша переднинькая, а вот эта келейка будет кабинетик Агафоклеички и Клёпиньки; тут вот и шкафик их с игрушечками станет. Видите ли, как мило-с?.. А гостиную я беру-с...
Марфа Ивакиевна имела страсть ко всему маленькому, микроскопическому. Взглянув на планик Евсей Евсеича, она пленилась и утешилась. Да другого и делать-то было нечего: Евсей Евсеич от своих желаний никогда не отступал, а она прав своих отстаивать не умела.

Но, Боже мой, что вышло из хорошенького планика Евсея Евсеича на деле! Спальня Марфы Ивакиевны была квадратная, шагов в девять. Эти девять шагов разбили на четыре квадрата, отделенные между собой березовыми, грубой работы жердочками — в виде домашних кухонных курятников, с тою только разницею, что жердочки были под желтым лаком да на малиновом
коленкоре. Теснота, давка — повернуться негде. Да прибавьте еще к этому домашней работы стол, подарок Евсея Евсеича. Что было в середке гостиной места, и то он загромоздил. Никогда я не забуду этого стола. Мне сдается, что его Евсей Евсеич сделал назло Марфе Ивакиевне, которая любила все миниатюрное... Видали ли вы когда-нцбудь на верфи остов корабля, при начале его постройки? Видали, верно? Так подбейте в своем воображении ребра корабля розовым коленкором да прикройте этот остов страшной крышищей не в подъем. Вот у вас и выйдет, как две капли воды, ^столик Марфы Ивакиевны. Как ни билась, бедная, а ни разу в жизни рабочего столика своего открыть не могла без пособия Алёнки и Капитошки. Сами посудите, где в таких комнатах и с таким рабочим столом было нам, бедным, развозиться. Вот мы и примолкли. Да и жизнь бедной Марфы Ивакиевны становилась день ото дня горьче и тяжелее.

Живые натурки сильно начали прибывать у Евсея Евсейча. Редкий день не явил он где-нибудь на улице натурку; приводил ее к себе, тотчас же давал ей жалованье, и натурка селилась вместе с другими натурками на постоянное житье в мастерских Евсея Евсеича. Таким образом у него в короткое время составился преизрядный гарем, разумеется, не по качеству, а по количеству. На Святой Руси натурщицу найти трудно. У нас не Италия, не найдешь герцогини, чуда красоты, которая бы стала на натуру из любви к искусству. И потому натуру, доступную для русского художника, приходится сильно дополнять воображением, а она скорее сбивает художника, чем помогает ему воспроизвести что-нибудь хорошее. Свежую, хорошо сложенную женщину, даже из простого звания, идти на натуру не уломаешь, а если и удастся, то она не долго послужит искусству; и мигнуть не успеешь, как у тебя из глаз сманит ее приятель-художник, и как раз из натурщицы сделается чем-нибудь гораздо повыше, и покроет навек свою натуру непроницаемым шелковым хвостом и турецкою шалью... После этого вы можете себе представить, каковы были
натурки, завербованные Евсеем Евсеичем вечерком на улицах города Васильева.

Евсей Евсеич эгоистом не был: ему мало было, что он сам мог с утра до вечера любоваться своими милыми натурками; нет, он любил делиться приятными впечатлениями. Как только, бывало, поймает какую-нибудь ночную птичку, так тотчас же и дает знать своим собратьям: приходите, дескать, посмотреть диво дивное, чудо чудное. Вот в один такой счастливый день для Евсея Евсеича собралось у него несколько художников полюбоваться делом. Между ними случился барон Юргенс, молодой шалун. Первый приступил он к разоблачению новой жрицы искусства и довольно невежливо начал тащить с нее ревнивые одежды.
— Что это такое, барон? Вы привыкли так обращаться с лошадьми... верно думаете, что и я лошадь? — сказала топорная нимфа, представ в полной натуре перед естествоиспытателями-художниками.
— Нет, матушка, я не ошибся: я вижу, что ты корова, а не лошадь! — ответил барон, грубо поворачивая натурщицу во все стороны.
Несмотря на все это, Евсей Евсеич не упадал духом и пил полную чашу наслаждений в своем гареме.
Но зато Марфа Ивакиевна не пила, не ела с двумя дочерьми, сидя в своем курятнике. Совсем забыл о ней Евсей Евсеич. За дверями у мужа, бывало, хохот, грохот, хлопанье пробок в потолок, а у Марфы Ивакиевны и огня на кухне не разводили. Посылает, посылает девок к Евсею Евсеичу, просит денег на обед, а от него ответ один:
— Какие у меня деньги? Нет у меня денег!
И принуждена бедная Марфа Ивакиевна занять у кого-нибудь синенькую, и только к вечеру, бывало, с детьми пообедает.
А сколько Марфа Ивакиевна унижений, обид выносила,— просто жалость на нее смотреть бывало. Сидит она в своей клетке с кем-нибудь из знакомых, горько плачет и говорит:
— Вот, матушка, ведь вы мне не поверите, как я вам порасскажу, что он со мной творить изволит со своими натурщицами. Вот и вчера до вечера сидела голодная с детьми, и кабы не вы выручили меня, горькую, дай вам Бог здоровья, так бы и спать голодные легли. И добро бы не было!.. На нет и суда нет. А то ведь пир какой вчера был, всю. голову мне прокричали,
вот я уж и опять в смоленой шапке сижу по его милости... Ел бы, пил бы там со своими срамницами, а то еще их дразнить меня посылает. Я это сижу с детьми голодная, а они мне, вот через эту перегородку, колбасы да шампанское кажут... Вот перед Богом, не лгу.
Скажет, бывало, Марфа Ивакиевна и голову опустит, а слезы так из глаз ей на руки и капают.
И точно, одна дама, которая никогда не лгала в жизни, видела своими глазами, как две натурщицы дразнили Марфу Ивакиёвну. Одна показывала через перегородку голову сахару, а другая — новые полусапожки.
— Вот, извольте сами видеть, матушка,— шепотом сказала Марфа Ивакиевна.— Вот моя жизнь-то какова.., знают эти бестьи, что у меня кусочка сахара нет!.. А башмцки-то вон какие...— и Марфа Ивакиевна показала свой дырявый башмак.— Вот и дразнят!.. Пошли ты мне, Господи«, терпенья, грешной рабе твоей, вразуми ты его, Матерь Божья!.. Сжалься ты над детьми моими...

И услышал Бог молитву Марфы Ивакиевны. Страшная холера 1830 года разогнала содомлянок из мастерской Евсея Евсеича, а вместе с тем и положила конец страданьям Марфы Ивакиевны.
При первом извещении об этой новой эпидемии Марфа Ивакиевна ужасно испугалась. Не хотелось умереть ей, бедной; страшно ей было покинуть дочерей на белом свете на одного Евсея Евсеича. Чего не делала Марфа Ивакиевна, чтоб не допустить до себя холеры!. Тотчас же приказала она заколотить все окна на улицу досками, окна на двор' запереть и щели заклеить бумагой. Во всех углах комнаты поставлены были горшки с дегтем, по всем стенам висели пучки чесноку, на стульях и перегородках развешаны были намоченные хлоровой водой полотенца. Сверх всех этих предосторожностей, всякие полчаса Алёнка или Капитошка прогуливались с курильницами, и не на живот, а на смерть закуривали клетку Марфы Ивакиевны.

Евсей Евсеич не падал духом, не запирался и едчто ни попало; зато и схватил в короткое время две сильные холеры, но по распорядительности своей выздоровел оба раза так скоро, что это осталось тайной даже для Марфы Ивакиевны. Раз, после здоровой порции ботвиньи с лососиной, с Евсей Евсеичем приключилась рвота и корча, Он, не теряя ни минуты, созвал к себе всех своих крепостных мальчишек, разделся, лег на пол и приказал им выбрать барина как можно больнее розгами. Мальчишки, вероятно помня, как любил Евсей Евсеич их отечески наказывать, задали ему, при сем удобном случае, такую усердную дерку, что холера испугалась и оставила Евсея Евсеича в покое. Другой раз, после ягодок со сливками, опять не на шутку прихватила Евсея Евсеича холера. Тут испробовал он новое средство: позвал к себе Алёнку и Капитошку, приказал им завалить себя дровами и велел этим двум толстым натуркам плясать на этих дровах. Вероятно, Алёнка и Капитошка тоже поусердствовали, потому что в Евсее Евсеиче сделалась реакция и он снова выздоровел.

Но не так были удачны бедные средства бедной Марфы Ивакиевны. Сидя в своей тюрьме, чуть не умирая от диеты, задыхаясь от духоты, Марфа Ивакиевна, вся укутанная во фланель й вату, с жадностью читала бюллетени о холере и глотала и заставляла детей глотать все предохранительные средства от холеры.
— Помилуйте, Марфа Ивакиевна, что вы это делаете? Можно ли так закупориться? И душно, и темно, ведь это без смерти смерть!..— говорили Марфе Ивакиевне знакомые, которых она допускала к себе.
— Ах, уж я не могу, пусть уж так будет... По крайней мере, я не вижу, что на улице делается. Мне кажется, если б я хоть один гроб увидала, так и сама бы была готова...— отвечала Марфа Ивакиевна тоскливо, качаясь на диване.
Предчувствие не обмануло Марфу Ивакиевну. Раз, встав поутру, она подошла к единственному незаколоченному окну, что было на двор,— посмотреть, какова погода, и наместо погоды увидала... дубовый гроб, который выносили из нижнего этажа... Марфа Ивакиевна в одну минуту как сварилась. Ноги подкосились, лицо осунулось; всю покрытую холодным потом оттащили ее от окна и положили на постель. Через два часа, в страшных судорогах, она окончила жизнь. В ту же ночь тело бедной Марфы Ивакиевны отвезли на холерное кладбище.

Оставленные дома, из опасения заразы, дочери Марфы Ивакиевны сидели рядышком, опустя головы, без слез, отуманенные неожиданным горем, в опустелой квартире. Долго не говорили они ни слова и не глядели друг на друга. Потом как-то вдруг взглянулись, вскочили с мест своих, крепко обнялись и зарыдали. Слезы немного облегчили их. Клёпинька заговорила первая.
— Агафоклеичка, хотите вы жить? — спросила она у сестры, задыхаясь от слез.
— Нет, Клёпинька, не хочу: что за жизнь без маменьки!..
— Так умремте, Агафоклеичка!
— Как же умереть, Клёпинька? Хорошо, коли холера к нам пристанет от маменьки. Только нет, я что-то ничего не чувствую.
— Да вы только скажите мне, что вы хотите умереть...— приставала к сестре Клёпинька.
— Я уж тебе говорила, что жить не хочу...
— Ну, так вот вам!..— сказала проворно Клёпинька и, вытащив что-то из кармана, подала сестре.
— Что это, Клёпинька?
— Это чулки, которые сняли с покойницы маменьки... Я их убрала, когда маменьку 'раздевали, чтоб обмывать... Наденьте вы один, а я надену другой, тогда холера непременно пристанет.
Обе девочки молча начали обувать себе каждая одну ногу чулком покойницы матери.
— Благодарствуй, Клёпинька,— сказала Акафоклеичка, крепко пожав руку сестры. И обе опять сели рядом на диван, торжественно ждать неизбежной смерти.

Но смерть не пришла. Время прогнало горе, и из детей преобразило Агафоклеичку и Клёпиньку в сентиментальных взрослых барышень. Отец восторгался ими, видел в них существ неземных, и этим восторгом еще больше поощрял их сентиментальность и странности. Вот, например, одна из них. Обе сестры задумали отучиться есть, и так как это оказалось невозможно, то они съедали в день одну картофелину и пили чашечку чаю с одним сухариком. Евсей Евсеич очень забавно пояснял причину, побудившую его дочерей морить себя с голоду:
— Они у меня, знаете ли-с, созданьица-с такие воздушные... Так им земное-то, все противно. Они у меня даже кушать не хотят... потому, знаете ли-с, что это ведет ко всему такому материальному, а им это неприятно: так они этого хотят избегнуть. Им бы воздух, воздух и воздух...

Вскоре я рассталась навсегда с семейством Шепотковых. Они уехали на постоянное житье в деревню. Недавно только я узнала, что и Евсей Евсеич приказал долго жить — и каким странным случаем. Евсей Евсеич преспокойно жил в своих Доицах. Дочери хозяйничали, он рисовал. Только вот в одну ночь Евсей Евсеич видит во сне, что к нему приходит старик и подает ему образ. Божьей Матери. Евсей Евсеич глядит на образ и думает во сне: «Боже мой, что же это за образ? Много мне доводилось на моем веку писать образов Божьей Матери, а такого я никогда не видывал."
- А это вот какой образ,— отвечает ему старик,— когда ты его в - первый раз увидишь наяву, ты в тот день умрешь!
Сказав это, старик с образом исчез. Евсей Евсеич проснулся. Крепко врезался ему в память хон и образ Божьей Матери. Он позвал к себе дочерей и рассказал им свой сон.
— Что это, папенька, как не стыдно вам, с вашим умом, верить снам? — сказали ему дочери.
— Этот сон сбудется, дети. Я должен приготовиться, к смерти. Я чувствую, что я скоро увижу этот образ.
Это было на первой неделе Великого поста. Евсей Евсеич говел и приобщался Святых тайн.
— Ну, дети, я теперь спокоен. Съезжу только к князю Ронскому, у меня до него дело есть. А там... да будет все в воле Божьей.
Евсей Евсеич сел в кибитку и уехал.
Князь Ронский, страстный охотник до картин, встретил Евсея Евсеича, неся в руках образ Божьей Матери.—
Здравствуй, батюшка! Умница, что приехал! А я уж нарочно за тобой хотел посылать. Посмотри-ка, мой батюшка, какое сокровище мне Бог послал. А? Каково написано?
Евсей Евсеич побледнел как полотно, но превозмог себя, перекрестился и набожно приложило я к образу.
— Это вы мне смерть мою вынесли, князь... Прощайте. Теперь земные дела надо оставить... Надо благословить деток...— проговорил Евсей Евсеич и, не слушая увещаний князя, выбежал в переднюю, надел шубу и уехал.
На возвратном пути от князя, летя во весь опор по степной дороге, Евсей Евсеич вдруг выглянул из кибитки — и голова его была расплющена между навесом кибитки и верстой... Надобно же было Евсею Евсеичу именно там выглянуть, где в степи стояла верста. Вот подите после этого, не верьте снам!

22 мая 1861 года
Аватар пользователя
Алексей Крючков
Главный модератор
Главный модератор
 
Сообщений: 4249
Зарегистрирован: 24 июн 2010, 19:44
Откуда: Удомля

Отзыв о лекциях Б.К. Виноградова

Сообщение Татьяна Бай » 13 июн 2018, 14:13

С любовью о Венецианове
(новое слово о художнике)


В Удомельской центральной библиотеке в течение полугода с декабря 2017-го по апрель 2018-го работал лекторий, посвящённый 170-летию со дня гибели А.Г. Венецианова. Инициатор и автор лекций ‒ краевед Борис Константинович Виноградов.
IMG_0566.JPG
На лекции Б.К. Виноградова

Уроженец Удомли, выпускник Ленинградского государственного университета, кандидат геолого-минералогических наук,член Русского Географического общества, он долгие годы руководил отделом охраны окружающей среды Калининской атомной электростанции. И так случилось, что много лет назад увлёкся он краеведением. Одно из лучших краеведческих изданий последних двух десятилетий «География Удомельского района» ‒ детище Б.К. Виноградова. Книга и сегодня является лучшим справочным изданием об Удомле. Виноградов был в числе инициаторов издания серии книг по истории и культуре Удомельского края. В рамках этого проекта были изданы четыре книги «Солдатская слава Удомли», посвящённые участию наших земляков в Великой Отечественной войне. Последние десять лет Б.К. Виноградов занимается изучением жизни А.Г. Венецианова в нашем крае.

Напомню, что Алексей Гаврилович Венецианов – известный живописец, рисовальщик, педагог. Сын московского купца, родившийся 7/18 февраля 1780 года, воспитанник частного пансиона, переехав в Петербург и работая в учреждениях разных ведомств, он брал уроки у выдающегося портретиста В.Л.Боровиковского. Добившись успехов, Венецианов представил в Императорскую Академию художеств «Автопортрет» и вскоре – «Портрет К.И. Головачевского, инспектора Академии художеств, с тремя воспитанниками Академии». За эти работы в1811 году он был удостоен звания академика живописи, что давало официальный статус живописца. После женитьбы на уроженке Тверской губернии М.А. Азарьевой он приобрёл небольшое сельцо с близлежащими деревнями в Вышневолоцком уезде Тверской губернии (ныне Удомельский городской округ). В 1819 году, оставив службу, он поселился в имении, желая полнее посвятить себя творчеству и заняться обучением живописи молодых людей. На Удомельской земле он становится основателем бытового жанра, первым начинает писать русский пейзаж. Здесь в20-е – 30-е годы XIX века он создаёт свои лучшие полотна, в числе которых «Утро помещицы», «На пашне. Весна», «На жатве. Лето».

О жизни и творчестве Венецианова написано много. Однако, как недостаточно изучен период его московской жизни, так мало знаем мы о жизни художника в нашем крае. Своё исследование Б.К. Виноградов начал с выявления и описания венециановских мест в бывшем Вышневолоцком уезде. Результатом этой работы стал выход в 2010 году проспекта «По венециановским местам».
буклет.jpg
Обложка проспекта "По венециановским местам"

Позже работа продолжалась в Государственном архиве Тверской области ив г.Вышний Волочёк, в рукописных фондах Тверской областной картинной галереи, Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея. Удалось разыскать потомков Венецианова, установить с ними контакты. Собранные материалы легли в основу лекций, которые были прочитаны в Центральной библиотеке. Слушателями лектория стали учащиеся и студенты образовательных учреждений, специалисты учреждений культуры, члены ветеранских организаций, краеведы.
IMG_0581.JPG

Все лекции, прочитанные в ходе лектория, были интересны и познавательны. И всё-таки особый интерес вызвали у меня две из них, это «Конфликт с крестьянами» и «Обстоятельства гибели художника».Известно, что героями многих картин Венецианова являются крестьяне. Это отвечало общим направлениям культуры того времени. После Отечественной войны 1812 года в обществе повысился интерес к жизни народа. Однако следует заметить, что художник разделял некоторые иллюзии современников, пытался увидеть красоту и поэзию в будничной жизни крестьян и никогда не изображал тяжёлый крестьянский труд. Его привлекала идиллическая сторона крестьянской жизни. Излюбленными героями его картин стали крестьянки, одетые в белые льняные рубахи, яркие праздничные сарафаны, нарядные шапочки-кокошники. Для Венецианова это был поэтический идеал красоты. В ряду таких картин – «Девушка во ржи», «На пашне. Весна», «Крестьянская девушка с телёнком».
В конце 1820-х годов, будучи уже известным портретистом и автором картин на крестьянские темы, художник начинает работать над новой сюжетной линией. Были написаны картины «Купальщицы», «Вакханка» и позже- «Туалет Дианы (Балерина)». Это было академическое направление в его творчестве. Создание этих картин было связано с желанием получить место профессора в Академии художеств, чтобы поправить финансовые дела и сохранить школу, где по своей методике художник обучал живописи молодых людей из народа. Для работы над этими картинами нужны были натурщицы. Ими стали крепостные крестьянки. Известно, например, что в качестве модели при работе над картиной «Туалет Дианы» была выбрана жена сафонковского кучера, красавица Мария Богданова. Это вызывало недовольство крестьян.
С целью получения заработка Венецианов часто обращался и к религиозной живописи. Это были заказы для православных храмов Петербурга, Варшавы, Твери, Вышневолоцкого уезда. Порой, как и при создании картины, художнику для работы над иконописным образом требовалась модель. Известно, что та же Мария Богданова позировала ему при написании икон для церкви в Поддубье. Нетрудно догадаться, что крестьянки-модели были узнаваемы в иконописных образах, что было отступлением от церковных канонов. Крестьяне не хотели поклоняться таким иконам, требовали убрать их из храмов.
Необходимо также отметить, что Венецианов был человеком своего времени. Это был помещик, владевший крепостными, а крепостное право оставляло на людях свою печать. И даже гуманный, отзывчивый на чужое страдание Венецианов - известна его роль в освобождении от крепостной зависимости Т.Г. Шевченко - не мог порой понять своего крепостного, увидеть в нём человека, равного себе. Об этом говорят некоторые факты его биографии. Всё это и явилось социально-психологической причиной конфликта художника с крестьянами, привело к его трагической гибели в районе села Поддубье во время поездки в Тверь 4/16 декабря 1847 года.
IMG_0584.JPG

Собранные Б.К. Виноградовым новые документальные материалы дают ответ на многие вопросы, связанные с жизнью и творчеством академика живописи А.Г. Венецианова в Удомельском крае. Нет сомнения, что данная работа требует продолжения.

Татьяна Бай,
искусствовед, член Координационного совета по краеведению Удомельского городского округа.
Фото автора.
Татьяна Бай
 
Сообщений: 5
Зарегистрирован: 13 июн 2018, 19:16
Откуда: Удомля

Re: Венецианово

Сообщение Денис Ивлев » 16 июн 2018, 21:32

На XXIII Кадашевских чтениях в Москве был представлен доклад Бориса Константиновича "Памятник на могиле А.Г. Венецианова". В докладе назван автор существующего памятника А. Усачёв. Порылся в интернете и нашёл вот такую информацию:
УСАЧЕВ АНАТОЛИЙ АНДРЕЕВИЧ (1914-1998)

А.А. Усачев известный художник-архитектор-иллюстратор.

Родился 23 апреля в Оренбурге в семье рабочего-железнодорожника. Юношей уехал в Москву.

В 1940 г. закончил Архитектурный институт и получил первую премию от Союза архитекторов из рук профессора Щусева.

Воевал. Награжден 14 орденами и медалями.

После войны работал в различных архитектурных мастерских. Свободное время отдавал рисованию.

Начиная с 1977 г., полностью посвящает себя масляной живописи.

Более 200 персональных выставок в России и за Рубежом.

Им написано более 3000 картин, многие из которых украшают ряд общественных мест. Его произведения находятся в музеях Грузии и Армении, а также в частных коллекциях Англии, Германии, Франции, Канады и Австралии.а так же находятся в музеях и частных коллекциях Англии, Германии, Франции, Канады, Австралии, Грузии, Армении, России. В 1990-х годах работы А.А. Усачева продавались на аукционах Paris-Drouot Richelieu, Limoges-Hotel des ventes, Arsenal-Metz, Roubaix, Versailles-Hotel Rameau и др. Регулярно продается на крупнейших аукционах Англии, таких как SODBIS в ЛОНДОНЕ

Главная тема его картин – подмосковная природа и цветы исполнены в нежном радостном колорите. Живописная манера письма многообразна от сугубо реалистической до импрессионистической и авангардной. Индивидуальный стиль прослеживается в каждой работе, постепенно эволюционируя в сторону легкого, фантазийного, исполненного глубокой выразительности элемента. Его картины насыщены искренним и целомудренным чувством восхищения перед величием мира природы.
Источник: http://www.artimex.ru/artists/11.

Думаю, эта информация поможет в дальнейшей работе.
Аватар пользователя
Денис Ивлев
 
Сообщений: 1696
Зарегистрирован: 11 июл 2010, 08:01
Откуда: Вышний Волочек - Санкт-Петербург
Откуда: Санкт-Петербург

Re: Венецианово

Сообщение Владимир Крутов » 31 июл 2018, 13:49

наткнулся в Тверских губернских ведомостях:
"Известный наш художник А.Г. Венецианов, ехав из своего Вышневолоцкаго поместья на дворянские выборы, происходившие в нынешнем месяце в Твери, был выкинут из экипажа понесшими его лошадьми, жестоко изуродован и тут же на месте умер. Мы оплакиваем в нем высокаго художника и еще более человека, отличавшагося прекрасными душевными качествами, которыя снискали ему горячую любовь всех, кто только знал его."
Аватар пользователя
Владимир Крутов
 
Сообщений: 352
Зарегистрирован: 06 окт 2012, 17:48
Откуда: Германия, Гамбург

Памятники на могиле А.Г.Венецианова

Сообщение Виноградов » 03 ноя 2018, 00:31

(Глава из будущей книги, озвучена на краеведческих конференциях в Вышнем Волочке и Удомле в 2018г)

Среди многочисленных публикаций о художнике А.Г.Венецианове за последние 20 лет о памятнике упоминаются сведения, которые не соответствуют имеющимся документам; упоминается не существовавший крест со стихами - эпитафией на месте гибели художника. Новые документы и источники позволяют иначе взглянуть на историю памятника и судьбу имения Сафонково. В разное время на могиле существовали три разных памятника с разными надписями.

Первый небольшой знак на могиле художника дочери установили после похорон отца с надписью: «Живописец Его Императорского Величества академик Алексей Гаврилович Венецианов, скончался в 1847 году декабря 4 дня на 68 году жизни. Незабвенному родителю - две дочери его» (по «Русский провинциальный некрополь», т.1,М.,1914,стр.144) * . На чём была нанесена надпись - не установлено. По воспоминаниям старожила Дмитрия Кузнецова, знак был сделан из сине-зелёного полевого камня. Подобные небольшие каменные грубо обработанные знаки до сих пор имеются на кладбище. Более крупный памятник было сложно привезти издалека, по бездорожью (300-400 км). Денег у дочерей на памятник не было.

В 1853 году дочери продали имение, могила приходила в запустение. В 1908 году в газете «Новое время» указано: «...Тополя, посаженные дочерьми художника, разрослись теперь и почти закрыли своим зелёным навесом его скромный тихий покой». Выше приводилось свидетельство Бялыницкого -Бирули, когда они с женой посетили могилу художника и «… нашли скромную запущенную могилу, огороженную старой ветхой оградой». Было это, видимо до 1908г. Это описание совпадает с текстом в газете «Новое время». В 1909г. записана надпись, которая была на могиле.

Всё кардинально изменилось в 1910г., когда на могиле были поставлены новые высокий крест и металлическая ограда на столбиках.

--------------
 *  Сбор сведений о захоронениях в конце 1908г. инициировал Великий князь Николай Михайлович Романов. Был издан указ св.Синода от 29 ноября 1908г. о предоставлении списков всеми епархиями. Дело шло медленно, потребовались новые указы в марте 1910г. и в конце 1911г. В эти годы в Дубровском служил больной священник Завьялов Алексей Николаевич, умерший в 1910г., его сменил Меглицкий. Оформление списков для «Некрополя» было поручено В.Шереметевскому, который упоминает своих помощников. Дубровское кладбище посетил и описал П.А.Россиев, записавший текст на могиле Венецианова. Россиев осмотрел могилу вероятно в 1909г. и видел первый простой каменный памятник. На втором чугунном памятнике (1910г.) текст уже другого содержания. Россиев записал также сообщение местного притча, что художник «убит лошадьми». Россиев не упоминает рядом с могилой художника надгробия П.И.Кононовича. Оно, вероятно, ещё не было оформлено, также как и новый чугунный крест.
Виноградов
 
Сообщений: 54
Зарегистрирован: 20 сен 2010, 17:47
Откуда: Удомля

Второй памятник на могиле Венецианова

Сообщение Виноградов » 03 ноя 2018, 00:46

1.Крест 1.jpg
Второй памятник на могиле Венецианова, фото ~1910г, из фондов ГТГ

На фотографии 1910 года хорошо видны добротный литой чугунный крест на чугунном постаменте на фундаменте из гранитных блоков (общей высотой около 4 м) и новая ограда с металлической открытой калиткой, те же тополя и кусты, которые уже не закрывали могучий монументальный крест в обрамлении новой металлической ограды.
2.Крест2.Акинин Б.Н..jpg
фото Акинина Б.Н., 1911г. Из фондов ГТГ

На фотографиях 1910 и 1911гг. видно, что ограда свежая, белёсые опоры по углам ещё не заросли травой. Внутри ограды чисто: ни кустов, ни хлама, насыпь могилы заново оформлена. Гранитные блоки, на которых стоит чугунный постамент с крестом, ещё свежие, не обросли травой и землёй. Памятник был поставлен, вероятно, в 1910г. к 130-летию художника, пятидесятилетию отмены крепостного права и к открытию 1-й выставки картин Венецианова (Врангель, 1911). В эти годы уже действовала железная дорога, по которой можно было доставить постамент и тяжёлый крест  ** .

Любитель Акинин Б.Н. пишет: «В 1911г. мне пришлось быть на этом кладбище и я поразился прекрасно сохранившейся, поэтичной, могилой художника. Между четырёх громадных тополей, обнесённый металлической решёткой, стоял чугунный памятник – крест на чугунном постаменте, с лицевой его стороны, изображена палитра с кистями, а под палитрой надпись: «1780-1847г. Алексей Гаврилович Венецианов». Я сфотографировал могилу». Это описание разительно отличается от записи Бялыницкого-Бирули и текста в газете «Новое время» (1908). Как явственно видно, в этих документах описаны два разных памятника и приведены две разные надписи. Это, несомненно, разные по времени памятники.

Известны две фотографии чугунного креста, сделанные разными людьми. Первая фотография поступила в ГТГ в 1928г. (ф.38, д.68). О ней нет сведений в архивах галереи, не известен год съёмки, нет автора и нет подписи к ней (вероятно они сделаны при установке креста).

Вторая фотография выполнена в 1911г. любителем Акининым Б.Н., который в апреле 1956г. из г. Харькова направил фото и рассерженное письмо в Союз художников СССР (см. прил.), а оттуда письмо с фотографией 12 июня передали в ГТГ (ф.38,д.69), как запоздавшее на пять лет (могила уже была восстановлена). При сравнении обеих фотографий видно, что фотография Акинина 1911г. сделана позже первой: вокруг ограды и внутри неё уже появились заросли травы и молодые побеги тополей, пошло зарастание, уже не видны угловые блоки ограды. Фотографии сделаны в разное время суток: первая снята утром (за крестом на востоке встало солнце, ослепление, время 10-11часов); вторая снята в полдень, в 14-16 часов (солнце справа, с юга освещает лицевую часть памятника с палитрой, обращённую на запад, в сторону , когда-то стоявшей здесь деревянной церкви Спаса Нерукотворного Образа). Крест стоял по сторонам света по правилам церкви.

Этот простой четырёхконечный крест был самым монументальным на кладбище. Ничего похожего не было ни до, ни после него. Мы не знаем пока, как выглядел памятник (нет упоминаний) на могиле у склепа П.И.Кононовича рядом с захоронением художника. Возможно, оба памятника были установлены в один год, поскольку Кононович не указан в Некрополе (в отличие от Венецианова). Составитель «Русского провинциального некрополя» В.Шереметьевский отмечает погромы кладбищ в 1900-1914гг. : «… в последнее время было оглашено несколько примеров опустошения кладбищ и вопиющего неуважения памяти погребённых… В виду такого, идущего усиленным темпом, разгрома провинциальных и прежде всего сельских кладбищ только издание РПН может сохранить сведения». Он указывает, что в подобных погромах участвуют даже служители церквей и монастырей.

Шереметьевский оказался прав. Чугунный крест был снят в 1914-1918 годах потомками крепостных. Это описано С.Н.Юреневым и Е.К. Мроз, которым с трудом показали место бывшей могилы, фактически утерянной к 1939г. (уже более 20 лет не было креста, не простоявшего и десяти лет). Акинин Б.Н. подтвердил это и писал: «В 1951г. мне вновь пришлось быть в Дубровском и я пошёл посмотреть на могилу художника. Каково же было моё удивление, когда я не только не обнаружил памятника и решётки, но даже не оказалось и постамента. Только тополя по-прежнему стояли и указывали место могилы».

--------------------------
 **  Подушков Д.Л.приводит неверную надпись на чугунном памятнике – кресте, противореча тексту Корниловой А.В. и записи Акинина Б.Н. (1956г.). Архангельский пишет о каменном памятнике, а фотографию приводит чугунного креста.
Виноградов
 
Сообщений: 54
Зарегистрирован: 20 сен 2010, 17:47
Откуда: Удомля

Установка третьего памятника

Сообщение Виноградов » 03 ноя 2018, 00:58

Решение в 1940 году об установке третьего по счёту памятника (по ходатайству искусствоведа Е.К.Мроз) приняло Управление по делам искусств при Совете Народных Комиссаров РСФСР. Помешала война.

После конференции в Третьяковской картинной галерее в декабре 1947г. (100-летие гибели художника) и доклада Е.К. Мроз о Венецианове, было принято решение Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР об установке надгробного памятника. Новый памятник осенью 1951 г. доставили в посёлок Брусово (в те годы место захоронения художника относилось административно к Брусовскому району Калининской области).

Старейший краевед Удомли Лидия Ивановна Соловьёва (1924 - 2004 гг.), очевидец и участник тех событий, писала в районной газете 31.01.1978 г.: «Помню в 50-е годы к нам в Брусово был доставлен памятник Венецианову. В райисполкоме решали, где лучше поставить памятник, возле здания райисполкома (сейчас Дом Быта), или на могиле Венецианова в деревне Дубровское. Решили поставить на его могиле».

В Паспорте памятника (1977г.), статьях Л.И.Соловьевой, Т.П.Бай в газете «Мирный атом» 15.02.2002 г. и буклете «По Венециановским местам » (Виноградов Б.К., Иванова Н.И., 2010) указана верная дата установки памятника. В последние годы, невзирая на это, приводились выдуманные «юбилейные» даты установки памятника 1980 г. и 1957 г, которые уже тиражируются в краеведческих статьях и книгах, что является неуважением памяти художника, признаком его забвения в наши дни  *** .

В Удомельском районном архиве сохранился Протокол заседания исполкома Брусовского райсовета № 34 от 31.10.1951 г. Под № 468 рассматривался вопрос «О сооружении фундамента для установки надгробия на могиле художника Венецианова А.Г. на кладбище д. Дубровское Брусовского района». Исполком решил: утвердить смету в сумме 5802 руб. и возложить строительство фундамента и подготовку фронта работ по сооружению надгробья на зав.отделом колхоза Александрова и обязать последнего закончить его к 7.11.1951 г. Для технического руководства строительством был командирован инженер Л.Власов, который написал смету расходов. В перечне работ отсутствуют затраты на разборку фундамента первого и второго памятников, поскольку новый ставили рядом с ними.

Ещё живы комсомольцы тех лет, которые копали яму, сооружали фундамент для памятника осенью 1951г. и рассказывали об этом. Копку ямы под фундамент возглавила секретарь Комсомольской организации Сорокина Нина (1932г.р.), копатели: Андреев Владимир Николаевич (1932), Васильев Василий Николаевич (1935), Пантелеева (в замужестве Сахарова) Зинаида Дмитриевна (1933 г.) и другие. Более 25 тонн грунта рассыпано вокруг памятника, за счёт чего территория выровнена и немного приподнята, а реальная могила и периметр ограждения засыпаны на 40 см с северной стороны. Блоки памятника по бездорожью были доставлены на кладбище, вероятно, тракторами Еремковской МТС.

Весной 1952 года на мощном глубинном фундаменте был установлен памятник в виде надгробия-постамента рядом с могилой художника. Пока не удалось найти описания того, как проходило открытие этого памятника. По воспоминаниям старожилов, торжественного открытия памятника не было, речей не произносили.

Памятник был изготовлен на заводе «Монументскульптура» (г. Ленинград) в виде постамента  **** . Он представляет собой усечённую четырёхгранную пирамиду (параллелепипед) высотой 2,2 м, стоящую на гранитных плитах (в виде трёхступенчатой пирамиды). Грани пирамиды сложены плитами тёсаного камня. На лицевой стороне памятника, обращённой в южную сторону к Сафонково, прикреплён круглый бронзовый медальон с изображением головы художника. На обратной стороне памятника, на медальоне изображён фрагмент картины «На жатве. Лето»: крестьянка на току, кормящая ребёнка, и заглядывающая к ней девочка. Автор памятника архитектор А.А.Усачёв. Памятник называется «Могила художника Венецианова А.Г.» ( паспорт №1564). Он является объектом культурного наследия Федерального значения по Постановлению Совмина РСФСР от 30.08.1960г.№ 1327 -1(Р).
5.памятник по паспорту.JPG
Памятник по паспорту

Инициатор строительства памятника Е.К.Мроз умерла в1953г, не увидев своё детище. Информация об установке памятника не имела широкого распространения. Л.Кац умолчала о нём. Большинство искусствоведов не знали об этом памятнике. Савинов и Алексеева не упоминают о нём. Соответственно и Корнилова умолчала. Лишь в 1956г. Б.Н .Акинин написал запоздалое письмо, что могила разграблена; о памятнике он тоже не знал. Постановлением Совмина РСФСР от 31.07.1970г. №36 был выдан документ о принятии памятника под охрану. Балансовая принадлежность – Зареченский сельсовет. Паспорт на памятник составлен 26.11.1977г.

------------------
Примечания:

 ***  Даты 1980 и 1957г. установки памятника никогда ранее не печатали, они появились здесь впервые. Архангельский Н.А. (1993; 2006, с.73) приводил дату установки памятника якобы зимой в дни 200-летия в 1980 г., не указывая источника, что являлось очевидным вымыслом - в репортажах ведь не было этого. В сборнике «Знаменитые россияне в истории Удомельского края» Подушков Д.Л. (2009, с. 282) пишет: « … памятник на могиле художника поставлен в 1957г.», также не приводя источника и никаких обоснований. Повторно, возвращаясь к Венецианову, он уже пишет (2013, с.122): « … памятник на могиле художника был установлен в 1952 г.». Опять нет обоснований, не указано откуда взята новая третья дата, хотя ясно - из нашего буклета «По Венециановским местам» ( 2010 г.). В новом издании автор не указал: отказался ли он от первой даты 1957 г. или оставляет жить обе даты, или во втором случае допущена опечатка и верна первая дата 1957; пояснений нет. О том, что автор до сих пор верен дате 1957 свидетельствует примечание редактора через несколько лет: «Памятник был поставлен в 1957г.» ( Сборник документов «Художник В.К.Бялыницкий – Бируля. Дача «Чайка». В. Волочёк, 2016, с.117). Этой записью автор показывает, что дату 1952г. считает неверной. При таком вольном обращении не исключено, что могут появиться четвёртая и пятая даты, другие надписи на крестах. Между тем в Управлении по охране объектов культурного наследия в Твери хранится паспорт объекта «Могила художника А.Г.Венецианова», где указана дата установки 1952г., скульптор А.Усачёв. Неверные даты 1980 и 1957 уже активно перепечатывают краеведы (Иванов М.А., 2006 и др., районные газеты). Это неуважение к памяти художника и искажение истории родного края.
Корнилова А.В. при подготовке сборника документов в 1980г. не знала о том, что уже 28 лет на могиле художника стоит новый памятник, не знала и о времени создания чугунного креста, показанного ею на фото, поступившего в ГТГ в 1928г. Это фото не Акинина Б.Н.

 ****  В книге Белобородов И.М., Зяблова Г.Г. «Отлитая в бронзе (история завода «Монументскульптура»)» Л., 1985.-151с. в разделе «Гранитчики – внуки каменотёсов» (стр.78-81) описана работа гранитного цеха по созданию пьедесталов для памятников (ул. Салова, д.59). Указано, что каменотёсы сами ездили в карьеры и выбирали блоки камня. Приведены сведения о потомственных каменотёсах. Один из них Виктор Егорович Соловьёв. Все его предки по отцу и по матери происходили из сёл Тверской губернии. С отцом он делал постамент к памятнику Пушкина у Русского музея. Отец делал постамент к памятнику Кирова (1939г.). Дед Назаров Иван Назарович и дядя Цветков Иван Иванович облицевали гранитом цоколь здания Военно-медицинской академии. В.Е.Соловьёв участвовал в создании всех пьедесталов для памятников в послевоенные годы. Большие пьедесталы делали из отдельных блоков на заводе, а соединяли их на месте установки. Возможно, он собирал блоки памятника на могиле Венецианова. Памятник действительно напоминает пьедестал. Этот типовой пьедестал создан архитектором А.А.Усачёвым (1914-1998). Анатолий Андреевич окончил Архитектурный институт и получил первую премию от Союза архитекторов из рук Щусева. Последние двадцать лет посвятил масляной живописи. Награждён 14-ю орденами и медалями. Более двухсот персональных выставок в России и за рубежом.
Виноградов
 
Сообщений: 54
Зарегистрирован: 20 сен 2010, 17:47
Откуда: Удомля

Пред.След.

Вернуться в Удомельский р-н

Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: Алексей Крючков, Yandex [Bot] и гости: 1