На нашем сайте есть мемуары, где автор рассказывает о посещении Хмельников в 1930-м году. Вот ссылка: http://of.putnik.ru/viewtopic.php?p=5514#p5514 А вот цитаты оттуда:(из главы 37) От станции Мста четыре километра, если идти вдоль реки... На левом берегу село Холщебинка, а за ним на правом берегу наши Хмельники... В хозяйстве две избы рядом, по русскому обычаю - одна зимняя, другая летняя. Двор, конюшня, баня, огород. Дома живут: жена Екатерина Васильевна, сыновья Пётр и Сергей и две дочери Маруська и Валечка... А ты, Ваня, соберись-ка, да съездим с тобой к нам на выходной. В субботу и воскресенье сходишь на охоту, у нас есть берданка.
Предложение Алексея Алексеича было заманчиво. Я стал прикидывать по графику, когда буду свободен с ночного дежурства в субботу и воскресенье.
- Алексей Алексеич, я, пожалуй, поеду с Вами на следующей неделе на выходные.
- Давай, давай! Познакомлю с сыновьями, они тоже работают. Петя, как и я, по водопроводной части на станции Бологое. А Серёга в совхозе работает молотобойцем в кузнице. Маруська как раз дома. Она пришла из Ёглы за продуктами, да приболела. Несколько дней пробудет дома. Она работает на трикотажной машине в артели. Малая учится в школе.
- Договорились! В следующую субботу едем!
- Не в субботу, а в пятницу вечером! - поправил меня Алексей Алексеич.
...
Глава 38. Деревня Хмельники. Маруся Петрова. В пятницу, как было условленно, мы готовились к поездке в Хмельники. Я одел рубашку с галстуком, осеннее пальто на пиджак и кепку. Алексей Алексеевич купил кое-что на базаре и взял с собой фонарь "летучая мышь". Темень нас застанет в пути вечером и в понедельник рано до рассвета.
Не доезжая до Мсты начался мелкий дождик. Темнота настала раньше обычного. Выйдя из вагона увидели грязь.
- Эх, попали мы с тобой, Ваня, в непогоду!... Вон уже Холщебинка видна... Сейчас зажгу фонарь. Со светом в лужи не попадём...
- А земелька-то у вас так себе, суглинистая. Наверное, грязь весной долго не просыхает?
- Чего-чего, а грязи хватает, да и мужики не те стали - не хотят дороги чинить...
На мелководье перешли реку, прыгая с камешка на камешек. Идём дальше, а дождь, как на зло, усилился. Пальто и пиджак на плечах уже промокли.
- Алексей Алексеич, большая ваша деревня?
- Домов тридцать будет. Уже давно, как стала убывать. Люди в город подаваться стали. Земли у нас плохие. Мы арендовали покосы и там сеяли ячмень, лён. Это около десятка километров.
- Вот и мы, пока жили в деревне, тоже арендовали у кулаков их пустоши.
- Слава богу, наконец пришли! Наш дом слева второй от края. Свет горит, наверное, ждут.
При входе в деревню ворота были закрыты. Под ними большая лужа. В ботинках не пройти. Мне пришлось лезть через изгородь. Подошли к дому. В правой избе светились три окна, в левой избе тоже три окна. Промежуток между избами, крыльцо в три или четыре ступеньки, длинный коридор параллельно избам, довольно широкий, за коридором скотный двор и огород с колодцем.
Алексей Алексеич открыл дверь и вошел в избу.
- Принимайте гостей! Иван Григорьевич, заходи да снимай с себя мокрую одежду.
Войдя вслед за хозяином, я поздоровался сначала общим поклоном, а потом по деревенскому обычаю стал подходить и здороваться с рукопожатием. Алексей Алексеич комментировал.
- Это жена, Екатерина Васильевна. Сыновья - Пётр и Сергей. Дочери - Маруся и Валечка. Будьте знакомы: Иван Григорьич, сын моего товарища по работе Григория Иваныча. Я с ним только на днях познакомился и уговорил съездить к нам на выходные. Маруська, приготовь-ка самовар! Надо с дороги погреться, мы ведь промокли.
Самовар стала ставить девушка лет за двадцать, полная, красивая с лёгким овалом лица, волосы русые, заплетены в две косы. Ей помогала мать. Женщина ростом выше среднего, не седеющая, с красивыми чертами лица и всей фигуры. Самая обыкновенная крестьянка, лет около пятидесяти. Алексей Алексеевич против жены много старше выглядел.
Парни с коренастыми фигурами и приятной наружности. Больше прибавить нечего, кроме того, что Сергей немного потоньше Петра. Ну а школьница, как её отрекомендовал отец: "Валя у нас как будто хлеба не ест". Тощая, но лицом симпатичная, больше похожа на мать. Сидела на лавке и всё разглядывала - кого привел отец.
- Маруська, сбегай в ту избу, принеси молоко, а я буду собирать на стол, - распорядилась мать.
- Батя, я в прошлом месяце был в Бологое и заходил к дяде Грише, но этого их сына не видел, - сказал Пётр.
- Он недавно приехал из Ленинграда, куда ездил устраиваться на работу, но не удалось. Мне тоже, Григорьич, пришлось там пожить, горюшка тяпнуть. Как-нибудь расскажу...
Хозяйка собрала на стол, пригласив и меня сесть. Я сел на лавку рядом с Петром. Смотрю, хозяин достаёт из-под лавки бутылку водки.
- Катерина подай стаканчики!
- Что ж, Григорьич, для знакомства выпьем может не последнюю. Когда в будущем захочешь погулять в деревне, приезжай сам. Ты ведь из деревни и деревенская жизнь - родная стихия. Молодёжи у нас много.
- Спасибо за приглашение! Дело о приезде "треба разжувати", как говорят украинцы.
Все взяли стопки, кроме хозяйки и Валечки, чокнулись. Закусывать стали горячими щами с бараниной, домашним мягким хлебом.
После ужина девчонки принялись убирать со стола посуду, а мужчины вышли перекурить на крылечко. Дождь перестал, только с крыши шлёпала крупными каплями вода в деревянную бочку. Алексей Алексеич стал рассказывать. ...
Вышла Екатерина Васильевна в коридор.
- Алексей, пора спать! Гость-то, наверно, умаялся?
- Нет, я привык долго не спать. У нас на работе разные смены и приходится бодрствовать то до двенадцати, то после.
- Петя, ты забирайся на печку, а твою кровать предоставим гостю. Серёга сказал, что не придёт, он ночует у Ивана.
Войдя в избу, увидел, что девчонки уже в постели на лавке в переднем углу.
Утром я проснулся, когда женская половина хлопотала у печки. У шестка повизгивал самовар. Алексей Алексеич работал в огороде. Я наскоро оделся, умылся. Вошёл в избу хозяин за ним Петя и Сергей.
- Слава богу, вы собрались! Садитесь за стол есть горячие блины и чай пить. Маруська собирай на стол! - скомандовала хозяйка.
Все уселись за стол, только хозяйка перекрестилась на иконы в переднем углу.
Во время завтрака Алексей Алексеич распределил кому что делать днём. Потом стал рассказывать про свою жизнь в Петербурге и историю с его матерью, приехавшей на Рождество в город. Его рассказ за столом я обработал, чтобы он был более понятным для будущих читателей. ...
Глава 39. Баба Таня и "пугало". (рассказ)
В начале века на Знаменской площади (пл. Восстания) стоял памятник императору Александру III, царствовавшему с 1881 по 1894 год. Это был всадник на коне из породы тяжеловозов. Это передавало по замыслу скульптора могучую Россию, твёрдо стоявшую четырьмя ногами коня на граните земного шара. Одежда Александра состояла из короткой куртки, подпоясанной ремнём. На голове круглая жандармская шапочка. На лице борода лопатой и прямые усы. Взгляд тупой. Под глазами мешки, говорящие о любви к спиртному. В плечах широк, точно сказочный богатырь Илья Муромец. Облик памятника представлялся не спешащим, как и Россия. И еще он как бы наблюдал сверху за порядком на площади.
Может быть кто-то из старожилов вспомнит случай, как высокодержавного императора на коне деревенская старуха обозвала "пугалом". А дело было вот как.
Из далёкой деревушки Хмельники Вышневолоцкой волости Тверской губернии накануне большого праздника Рождества Христова в 1911 году в субботу рано поутру выехала к своему сыну Алексею пожилая женщина Татьяна Васильевна в город Санкт-Петербург. Добравшись до города Бологое, она села на поезд, следующий в столицу. Приезд ее был рассчитан на вечер той же субботы. Алексей был предупреждён о приезде матери письмом и она надеялась на встречу. Алексей жил у своей тетки на 11-й линии Васильевского острова. Татьяна Васильевна ехала к сыну погостить, свезти нового белья и повидаться с сестрой.
Весь мягкий багаж был уложен в мешок из холстины и пристроен за спиной на верёвочных лямках. В руках корзины. В одной везла каравай домашнего хлеба, ватрушки, пирожки с налимом и грибами. В другой корзине уложено в мягкую труху и мякину с полсотни яиц. Всю дорогу старуха корзинки держала в руках, боясь как бы они не свалились на пол. Да и сама нет-нет, да уцепится руками за скамейку, когда вагон кренился на поворотах. Крестясь, спрашивала: "А мы не опрокинемся?".
Погода была ветреная, шёл густой снег. По прибытии поезда на Московский вокзал баба Таня стала ждать сына на перроне, но тот почему-то не пришел. Подождав немного среди спешащей публики, решила добираться как-нибудь сама. Адрес был на бумажке и она спросила стоящего гражданина:
- Милейший, у меня есть адрес на бумажке, но я неграмотная... Скажите, как мне добраться на Васильевский остров?
- Бабуся, идите вон в те двери на площадь. Там недалеко есть конка. Садитесь и поезжайте до Александровского сада, а там пройдёте до Благовещенской площади, потом через мост и налево. Одиннадцатая линия близко. Спросите у людей за мостом.
Только баба Таня вышла из дверей вокзала на Знаменскую площадь (пл.Восстания), как сразу растерялась. Во всех направлениях бегут люди. "Куда это они несутся, точно очумелые?" - так она подумала. "Проходу добрым людям от них нет." Лошади с лёгкими саночками и закутавшимися в медвежьи пологи пассажиры. Разного рода повозки мчатся во всю лошадиную прыть, только и слышно как кучера покрикивают:
- Гоп, гоп, поберегись!.. Куда прёшься под оглобли или жить надоело!
Голова у старухи закружилась от этой сутолоки. Она трусцой побежала через площадь по направлению к гостинице, увёртываясь от лошадей и спешащего народа. Снег хлопьями, гонимый ветром, застилал ей глаза...
Вдруг видит, на неё прётся огромная лошадь со здоровенным мужиком на спине. Руки у бабки от страха опустились, так что обе корзинки упали на снег. Из них вывалились яички и разбились, оставив жёлтые следы. Представив, что её вот-вот задавит толстый верзила, баба Таня вскинула руки вверх, навстречу всаднику, она закричала:
- Тпру! Тпру! Куда прёшь, окаянный! Не видишь, люди ходят. Что пьяные глазищи-то выпучил, пугало бессовестное? Тпру! Держите, люди, а то он меня задавит! Караул!..
Теряя силы и не видя спасения, бабка упала на колени перед мордой лошади, а сама всё машет руками в её сторону, как бы отгоняя лошадь прочь от себя. Может, у лошади ума больше, чем у седока...
На это диво собралось много народа. Окружили бабку Татьяну полукольцом и кричат:
- Что, бабка, размахалась перед мордой государевой лошади? Не видишь что ли? Это наш Царь-батюшка Александр Третий!
- Пугало, родимые! Как есть пугало! Я уже подумала богу душу отдавать от страха, а он смилостивился и воздержался на меня ехать.
- Ха! Ха! Ха!.. Пугало! Вишь ты, бабку задавить удумал!
Крики, шум, хохот собравших заглушил всю площадь. Такого хохота не было даже на выдумках цирковых клоунов. Толпа растёт и растёт. Извозчики останавливают своих лошадей и, встав на сиденье, всматриваются через толпу.
- Што, братцы-ребятя, аль ково задавили? Эй, шапка лисья! Скажи, брат, што тута за толпа?
- Собирался тут один старушонку задавить, да лошадь, видите ли, мил друг, заупрямилась, не пошла... У неё все четыре ноги в камень увязли! Ха-ха-ха-ха!...
Подбежали городовые и, свистя в свистки-улитки, закричали:
- А ну разойдись! Что за невидаль! На какую-то бабу уставились, ровно на Богородицу, сошедшую с неба!
- А вы спросите её, кто собирался старую задавить! - кричали из передних рядов.
- Вон она, сердешная, даже на коленях стоит и просит, чтобы не задавил угрюмый государь своим битюгом!
Растолкав толпу и оттеснив её от памятника, городовые увидели плачущую старуху, подбиравшую уцелевшие яички и не затоптанные ватрушки.
- Ну, бабка, что ты тут нюни-то распустила?
- Как же, родимые, вон это пугало хотело меня задавить своей лошадью, да, слава богу, обошлось благополучно. Только мои корзинки хоть бросай. Что я Алёшке то привезу.
- Кто-кто тебя чуть не задавил? - с криком подскочил к бабке городовой. - Вот огрею вдоль хребта шашкой, так сразу узнаешь: перед кем тут комедию разыгрываешь!
- Ты, батюшко, больно то не кричи, ведь мне это ни к чему... Старая я... Впервые в таком городе... Растерялась... Снег сильный, ветер в спину дует... И мне показалось, что вон эта лошадь прётся на меня. А что он царь, так незачем ему тут стоять и пугать людей без надобности...
- Я тебе поболтаю! А ну, пошли со мной! Там разберёмся, что ты за кляча такая и откуда появилась! - городовой хотел было взять старуху подмышки, чтобы поднять её с колен, но она встала сама.
Из толпы прорвался к матери Алексей:
- Мама! Да как ты, старая, тут оказалась? Здравствуй, Мама! - он обнял мать и поцеловал в щёку, чуть было не выронив корзинки из её рук снова.
Городовой обратился к Алексею:
- Что за спектакли тут устраиваются? Деревенщина, право деревенщина! Ты кто такой будешь? Почему раньше не являлся? Вон она тут чёрт-те что нагавкала на Государя. За такое и в Сибирь угодить можно... Одно слово - деревенщина. Проваливайте отсюда, пока не передумал.
Видя, что положение не из приятных, Алексей подхватил Мать под руку, в другую руку взял у неё корзинки и стал выбираться из толпы к конке, чтобы доехать до Дворцовой площади. Из публики всё ещё продолжали покрикивать, но с опаской:
- Смотри, бабка, пугало-то твоё осталось стоять на месте! Другой раз пойдёшь мимо - поклонись в ножки коню и своему благодетелю за то что он тебя не задавил! Ха-ха-ха!
- А что, люди, правда Алексашка на пугало похож?
- Что за крики? Кто кричал?! Задержааать!! - закричал жандарм, прорываясь в сторону крикуна, но народ так уплотнил рады, что жандарму не удалось прорваться. Тогда он закричал:
- А ну, рррразойдись!!! Освободи площадь! Нечего митинги устраивать!
Дальше ни Алексей, ни баба Таня шуток уже не слышали. Подошел вагон конки и они взошли на второй этаж, сели на скамейку...
Глава 40. Хмельники (продолжение)... - Пойдём с нами вечером на беседу? Там, наверное, будет интереснее, - пригласил меня Петя.
- Я согласен сходить. Одежда-то у меня не праздничная, но интересно, как гуляет тверская молодёжь. Как новгородская - знаю хорошо.
Услышав наши разговоры, вышла на крыльцо Мария. Петя к ней с вопросом.
- Сестра, приглашай парня на нашу беседу, не домоседничай!
- Маруся, вы не обидитесь, если я так буду вас звать? Я уже Пете дал согласие, а тебя прошу составить с нами компанию.
- У меня нога болит... но за компанию - не откажусь.
И мы пошли на местную беседу.
- Что у вас с ногой?
- В реке рассекла колено об острый камень. Лежала в больнице долго, рану сшивали. Теперь зажило, но боль ещё осталась.
- Мы с вами по ранениям похожи... У меня в детстве была разрублена топором чашечка левого колена. Срослась и уже не болит, но лечили долго.
- Да!... В жизни всего можно ожидать...
- Маруся, у вас были парни, которым вы нравились?
- Был один! Я ему нравилась, и он - мне. Хотел посвататься... Но уехал жить в Москву и забыл... Я такую нетвёрдость в слове не люблю и вспоминать о нём не хочется.
- А ещё были?
- Скрывать не стану. Ухаживает свой деревенский - Ваня Болтушев, но я его не уважаю... Так, для провождения времени...
С такими разговорами мы подошли к избе с огнями нескольких керосиновых ламп. По шуму было слышно, что там танцуют. Стучат об пол каблуки и в трёх окнах мелькают фигуры танцующих.
При входе в избу, поздоровавшись, Петя уселся на лавку между девчонок. Мы с Марусей остановились у русской печки. Она стала знакомить меня, показывая глазами на девушек, сидящих по лавкам. От них до меня долетел шёпот:
- Смотри, какого Манька подцепила! И где только она выискала... Ничего паренёк! Если жених, то под пару...
Подбежала к нам Марусина двоюродная сестра. Маруся с ней познакомила.
- Это Нюрка!
Нюра, растолкав девчонок и парней, пригласила нас сесть. Гармонист заиграл кадриль и круг танцующих вырос. Парни приглашали девушек. К Марусе подошел высокий русоволосый парень в чёрной рубашке-косоворотке, подпоясанной кавказским ремешком (бывшем тогда в моде).
- Ваня (Болтушев), ты спросил разрешения у моего соседа? - сказала Маруся.
Иван сконфузился, но поклонившись попросил разрешение у меня. Пляска началась. Я с любопытством стал изучать девушек и парней, а сидящие изучали меня, не стесняясь показывать пальцами. Танец кончился. Кто нашел место - сели, а кто остался стоять по углам.
Маруся, усевшись около меня, пояснила:
- Танцевал со мной Ваня Болтушев. Он и есть второй ухажёр.
- Ну и как он отнёсся к моему приходу с тобой?
- Всё выспрашивал: "Кто, да откуда? Зачем появился у вас?". Я ему сказала, что не знаю. Он работает с Отцом. Вот и приехал на выходной погостить.
Гармонист куда-то вышел, оставив свою трёхрядную "минорку" на лавке рядом с нами. Я спросил Марусю:
- Могу я для вашей молодёжи что-нибудь сыграть?
- Разве ты гармонист?! Во, здорово! В таком случае поиграй! Не заругает Костя.
Я взял гармонь и начал перебирать гаммы. Все на меня вытаращили восхищённые глаза. И вот, запустил я в молодёжь для начала тверские частушки. Запели не громко на всех лавках. А Нюрка встала к Марусе и запела.
Деревенскую гуляночку
Забросил дорогой,
Нажил в городе кухарочку -
Не едет и домой.
. . .
Я понял - это в адрес Маруси, ведь её ухажёр уехал в Москву и не является. Закончив петь, Нюрка села рядом с Марусей, обняв её рукой за талию. Я перестал играть частушки, перейдя на польку. Все как будто этого и ждали - повскакали с мест и кто кого ухватил себе в пару без разбору - пошли танцевать. Марусю опять выдернул за руку Болтушев. Притопывая вёл её красиво...
Пришёл гармонист. Не удивился, что взял гармонь, но, смотря на танцующую Марусю, спросил:
- Не ревнует вас её партнёр?
- Напуганный огнём боится кочерги. Я не затем приехал, чтобы от вас девок уводить! Пусть между нами будет мир и спокойствие.
Кончив играть, передал гармонь хозяину, а Марусе сказал:
- Наверное на радостях танцевала, что и нога не болела?
- Болела, конечно болела! Но такой вечер в нашей деревне не часто бывает.
- А как насчет: домой?
- Конечно давно пора. Вон Петька уже давно сбежал. Пошли!
Мы с ней направились к двери, а нам вслед:
- Почаще приезжайте к нам!..
Выйдя из сеней, я Марусю взял под ручку и так мы пришли домой. А дома Мать не спит, беспокоится, что загулялась девка.
- Мама, в своей-то деревне чего беспокоиться?
- Ладно уж, ложитесь отдыхать!
- Мама, а наш гость оказался гармонистом!
- Что ты говоришь? Неожиданное веселье на вас нашло...
- У нас и свой гармонист есть, да он уже поднадоел, а тут - новенький. Все девчонки как помолодели! Танцевали и пели. Особенно, Нюрка Степанова.
Хозяйка погасила огонь и мы нырнули в свои постели.
Провел я и воскресенье, гуляя с Марусей по деревне. Ходили на берег Мсты. Любовались с ней на реку, как она, шумя, перекатывалась через крупные валуны, раскидывала искры брызг при солнечном освещении. Я рассказывал о своём детстве, нелёгкой жизни.
Вечером с Алексеем Алексеичем уехали в Бологое. Маруся просила приезжать ещё. Я пообещал. Прощаясь я спросил.
- Хорошо ли провела со мной время и понравилось ли моё общество?
- Я увидела в тебе культурного и повидавшего жизнь не по возрасту. У нас таких парней нет. Пожалуйста, приезжай.
Мысль о следующей поездке уже засела в моей голове.
...
Через неделю, уже не спрашивая согласия у Алексея Алексеича на поездку в Хмельники, я в субботу утренним поездом доехал до Мсты. Погода была солнечная с лёгким морозиком. Как было обещано Марусе, я взял с собой гармонь.
Не спеша прошел через Холщебинку и не застывший брод через реку Мсту, дошел до Хмельников в то время, когда в каждом доме, как по сигналу, топились печи, а дым, курчавясь от холодного воздуха, поднимался столбом к небу, обещая хорошую погоду. Подходя к дому, вижу Маруся достаёт воду из колодца, стоя ко мне спиной. Я потихоньку подкрался к ней и обнял за плечи. Маруся вскрикнула и чуть было не уронила ведро в колодец.
- Что ещё выдумал! Дурень бесноватый! - оглянулась, узнала, что это не Петя, а я - улыбнулась.
- Как ты меня напугал! Я чуть с ума не сошла!
- Здравствуй, дорогая, и извини за необдуманную игру.
- Раненько ты пришёл. Я не ожидала... Пошли домой! Маме вода нужна.
Я взял одно ведро в левую руку, правая была занята небольшим узелком с едой.
Мать что-то напекла. В избе полный порядок, все постели прибраны, чисто намыт пол. На столе уже повизгивает горячий самовар.
- Здравствуйте, Екатерина Васильевна! Что не ждали?
- Ждать-то - ждали, только вчера вечером... Долго не ложились спать.
- Где же ваше семейство?
- Петька с Серёгой на дворе, ухаживают за скотом. А Валечка - вон, за занавеской, картошку чистит. Раздевайтесь да проходите на лавку.
- Алексей что заболел?
- Нет, здоров. Но у него небольшая работёнка... Он приедет с вечерним поездом.
Маруся, сняв пальто и валенки, вышла в другую избу за чем-то, а вернувшись села рядом.
- Ваня, в шинели холодно? Всё-таки морозит.
- Нет... У меня тёплая рубашка да гимнастёрка. Тёплые перчатки. Руки-то мои холода очень боятся. Они были обморожены...
- Как это тебе удалось их спасти? - спросила Екатерина Васильевна.
- Дело было в 1924 году в день смерти Ленина. Я в компании своих парней и мужиков был послан, можно сказать мобилизован, возить из лесу дрова на станцию Березайка... (см. главу 22)
- Трудовую повинность вы тоже работали? - спросил Сергей.
- А как же! Мы всю осень в дождь, слякоть, в заморозки ходили пилить дрова в лесу за 11 километров. Засветло должны были выполнить норму. Ходили я, Отец и брат Яков. Как было трудно - это ведь и вам известно. Наверное, ходили тоже на лесозаготовки?
- Ходили. Папа, Пётр, Сергей и я, - сказала Маруся. - Не только в лес, но и, когда река поломает лёд, ходили дрова бросать в реку. Иногда приходилось лезть в холодную воду по пояс, чтобы растолкать дровяной затор.
- Да, досталось всем крестьянам поработать. Ничего не поделаешь. Городам нужны были дрова, - сказала Екатерина Васильевна.
Вечером Маруся пригласила пойти погулять. Мы вышли с ней на дорогу. Она спросила меня:
- Скажи, пожалуйста, разве вы тот маленький домик, в котором я была, продали?
- Да, дорогая! У нас теперь прекрасный двухэтажный дом на Кривом переулке. Я - домовладелец, купчая сделана на мою фамилию. В доме четыре квартиры. В правой половине внизу живут родители с Павликом, а наверху - я. Мы с тобой заживём по-буржуйски. Прихожая, спальня и комната. Вторую половину наверху занимает семья дяди Терентия, а внизу - Смирнов, рабочий с ж/д.
- Мне даже не верится, что из такой избушки вы переехали в такой дом... Ведь за это надо много денег?
- Наша половина дома обошлась в 500 руб., т.к. весь дом стоил 1000 руб. За маленький домик мы получили 300 руб. Ну, а из экономии зарплаты 200 рублей - не так уж разорительно.
- Ладно, Ваня, о домах, житье-бытье ещё поговорим потом. Сейчас зайдём за гармонью - да на вечеринку... Молодёжь уже собирается.
Мы так и сделали. Валечке тоже хотелось сходить посмотреть как веселится молодёжь. Она выбежала раньше нас, приплясывая по снегу в ботиночках, и дразнилась, высовывая язык.
- Жених и невеста! Жених и невеста!
- Валя, перестань обезьяниться! Чего придумала? С чего ты сдурела? Я вот маме скажу про твою дурость... - стала ругать Маруся.
В дом мы вошли вдвоём, а Валентинка осталась на улице, встретив ровесницу.
- О-о-о! Девчата! Смотрите, кто к нам идёт! Вот хорошо Манька придумала! Ай- да молодец!
Все девчонки потеснились и нам предоставили место в переднем углу под образами.
- Манечка, милая, неужели правда, что ты выходишь замуж?
- Откуда вы взяли такое? Если отцы наши работают вместе, дружат, так почему мы не можем дружить и кое-когда встречаться?...
Ребята, собравшись в кучку и покуривая, сделали такое заявление:
- Пусть молодой человек учтёт: мы Маруську дёшево не продадим! Пусть готовит выкуп!
Петя брат вышел из группы и грозно сказал ребятам:
- Кому нужен выкуп? Тебе, Болтушев, что ли? Или тебе, Чуркин? Выкупы, хотите всем вместе или по одиночке, буду давать я! А мои кулаки вы хорошо знаете! Было дело, пробовали? Лучше становитесь на кадриль или пусть повеселятся девчата.
Парни все примолкли и разошлись по сторонам, шушукаясь.
- Маруся, пусть Ваня сыграет наши тверские, а мы попоём.
Взявшись за ремень и сняв с плеча гармонь, я заиграл под частушки. Девчонки сначала несмело, а потом дружнее запели. Пели, пели... Ребята закричали:
- Девчонки, хватит вам! Ваши женихи, может, рядом с вами. Давайте лучше танцевать! Гармонист, а ну-ка сыграй нам весёлую полечку!
Я заиграл, и вдруг из стоявших и сидящих быстро образовались пары, завертелись в вихре танца.
- Молодой человек, разрешите пригласить вашу даму на танец? - подошёл незнакомый молодой парень, ростом с меня, немного рыжеватый.
Я в знак согласия кивнул головой. Маруся пошла танцевать. За полькой танцевали кадриль, вальс "Амурские волны" и последнюю "русскую". На эту музыку тоже нашлись желающие, выбегая на середину избы с притопыванием чечётки сапогами.
Вернулись домой далеко за полночь и, кто где спал раньше, так и сегодня улеглись.
...
Подошел конец апреля. Сошел снег. Тепло. Появились первые признаки зелени от лопающихся почек на деревьях. Река Мста вздулась от обилия воды. Через неё нигде нет брода. Можно идти только через железнодорожный мост рядом со станцией.
С 20 апреля, взяв отпуск, я поехал в Хмельники. Дома оказались только Екатерина Васильевна и Маруся. Мужчины на работе, а Валентинка в школе.
- Ну, как, милые женщины, перезимовали?.. Я вижу вас живыми и здоровыми... Здравствуйте! Привет от моих родителей.
- Здравствуй, Иван Григорьич! Как вы там перезимовали? Не болели старики? - спросила Екатерина Васильевна. - Маруся, ставь самовар! Угощай гостя чаем! А у меня как раз пекутся картофельные кокорки.
- Мама, ты молочка не принесла из клетухи?
- Маруся, не беспокойтесь с угощением! Меня устраивает один чай, - я взял разговорчивый тяжелый самовар, поставил его на стол.
После выпитых пары стаканов обратился к женщинам с вопросом.
- Екатерина Васильевна и Маруся, я приехал к вам за окончательным ответом насчёт назначения дня переезда Маруси в Бологое и дня регистрации брака, чтобы Марусе стать мужем, а вам, Екатерина Васильевна, - зятем.
- Дорогой, Иван Григорьич, поскольку дело со сговором согласовано, вы сами назначайте день. Только я хочу сказать, что у Маруси приданого нет... Всё, что на ней, кое-какая одежонка, обувь, ещё кое-что... Не то, что у богатеев.
- Я, дорогие женщины, приехал не выторговывать приданое. Что есть, то и хорошо. А мы постараемся всё нажить сами.
Отпраздновав майские праздники, в один из солнечных дней Петя взял у соседа лошадь с телегой, чтобы отвезти нас с Марусей на станцию Мста для отъезда в Бологое. Отметив всей семьёю отвальную и посидев по русскому обычаю перед дорогой, нас благословила Екатерина Васильевна, со слезами на глазах, поцеловала дочь. Все родные решили нас проводить до станции, там сдать в багаж большой деревянный сундук. Лошадью правил Петя. Мы шли пешком рядом или сзади телеги. У всех на лицах было не весёлое выражение.
- Отец, расскажи хоть ты что-нибудь весёленькое! - обратился я к Алексею Алексеичу.
- Я скажу, дорогой зять, что в жизни всегда родные провожают дочерей замуж со слезами и напутствиями. Ведь их дочь идёт в неизвестную жизнь. Тем более, мы провожаем Марусю в город, где жизнь надо устраивать умеючи. Время-то какое? Карточная система, полуголодная жизнь. Одно нас успокаивает - вы с отцом твоим оборотистые. У вас недостатка не ощущается. Большой круг знакомства в деревнях и в городе. Я уверен в благополучии, передавая дочь в надёжные руки. Пожил я у вас немало и всё видел: и жизнь, и характеры. Думаю, жизнь устроите как надо. Как, мать, думаешь?
- Что ж, жизнь прожить - не поле перейти. Всякой жизни придётся испытать. Пока мы живы, чем можем будем помогать. - сказала Екатерина Васильевна.
- Мы тоже сестру не дадим в обиду! - сказали братья.
Одна Валечка, идя рядом с матерью, молчком утирала слёзы и всё больше смотрела на старшую сестру.
В общем, мемуары написаны очень живо, талантливо, надеюсь, заинтересовал и Вы их прочтёте )