- Василий Кузьмич с женой на аллее на Двиново собирают грибы
- На Двиново зимой. Передний план слева направо: Василий Кузьмич (мой дед по отцу), Ольга Петровна Алисова – его супруга, её студент - знаменитый в то время хоккеист Рогулин, гости часто приезжали. На лыжах, кажется Митя Збарский, мелкий ещё. Кто за ним, слева, не разберу. Она тогда в ИнФизкульте анатомию преподавала, во как учили физкультурников, даже своя трупорезка была.
- Алисова Ольга Петровна (бабушка)
В нашем доме (Дудников, ранее - Запорожца) была огромная русская печь с лежанкой (я на ней, бывало, я спал, когда приезжали на зимние каникулы) в комбинации с голландской. Ещё была печка на улице, рядом с террасой, чтобы не топить избу в жару.
Юрий Васильевич (Дудник) после окончания МГУ (сначала он учился на физфаке, после второго курса перевёлся на биофак) и аспирантуры пошёл работать в Институт по изысканию новых антибиотиков (ИНА АМН СССР), где директором был Георгий Францевич Гаузе (отец Георгича). Юрий Васильевич сначала работал младшим научным сотрудником, затем старшим, подружился с Валерием Ивановичем Пономаренко, будущим парторгом института, заведовал лабораторией.
- Это я с Ольгой Пономаренко. Ловим рыбу на Кезе. Туда и на Кезадру часто летом ходили, на рыбалку и охоту, а потом и ездили на машинах.
После смерти Георгия Францевича его выбрали директором. Но научно-исследовательскую деятельность он продолжал, одна из его разработок – Тобрамицин.
- Отец защищает кандидатскую диссертацию.
Моя маман – на водных лыжах она каталась в специальной манере – когда падала не отпускала фал. Пока лодка не останавливалась тянулась за ней под водой, изредка показываясь на поверхности. Благодаря её бело-черному купальнику, фигура напоминала дельфина или касатку. Берег позади неё скорее всего тот, который был тогда между Рядом и Вакарино.
Насчёт непроизвольных купаний деда и утопления Митяя Збарского. Бывало, что лодочные моторы (по рассеянности или по банальной причине подшофэ) заводили, забывая о том, что включена передача. И если на 10-ти сильной «Москве» или 12-сильном ветерке это обычно сходило с рук, то на 20-ти или более сильном «Вихре», это часто приводило к падению оператора за борт.
С Василием Кузьмичём такие конфузы случались систематически. Дело в том, что у него везде были друзья-приятели-знакомые, с которыми он не прочь был выпить, иногда крепенько. В Удомле с дедом это случалось особенно часто. По дороге из магазинов он систематически останавливался выпить водочки с Володей – мотористом из рыбхоза, а после этого с завгаром из райбольницы. А вот потом уже отправлялся на Двиново.
Частенько приезжал мокрый, ему влетало по первое число от супруги Ольги Петровны Алисовой, она перестала отпускать его одного туда, где были магазины с алкоголем, если за молоком в Ряд (Тоня, у которой была корова, была замужем за совхозным бригадиром), в магазин на Льнозавод, где он приятельствовал с директором, а позже я с его сыном Валерой Гореловым, который как-то раз приехал с компанией на Двиново, и я его заразил водными лыжами.
И если надо было ехать за покупками в Удомлю, то деда жена отпускала только в моём сопровождении, для подстраховки. А потом, по настоянию Ольги Петровны, для него была куплена 10-сильная Москва-М.
Дед, как, наверно, и любой потомственный казак (он родился на Кубани, в станице Незамайновская), не дурак был выпить, порой хорошенько. Да, чуть не забыл. После Гражданской войны он по распределению несколько лет проработал в Майкопе директором местного винзавода. Там его настолько хорошо запомнили, что, насколько помня, до самой его кончины присылали оттуда маленькие (литра на 3) бочоночки их заводского коньяка.
«Кузьмич», как все его звали, был знаком и находился в хороших отношениях с большим количеством людей, живших в разных населённых пунктах по берегам, которых всегда поил самодельным вином (которого было много всякого разного – яблочное, смородиновое, малиновое и прочее), 25-литровые бутыли стояли у него в инструментальной кладовке, если они по какой-либо причине оказывались на Двиново.
В моём присутствии было 2 случая непроизвольного купания. Первый произошел при старте из Удомли, от берега райбольницы, я был ещё ребёнком, лет 6-7. Сидел в «Казанке» на передней банке лицом по курсу, с поднятой спинкой. Думаю, что только поэтому я остался в кокпите, спинка выручила, дед плавал за бортом, лодка нарезала круги вокруг него. Но кончилось всё более-менее благополучно, мотор в конце концов заглох, дед забрался в лодку, но, конечно, промок и утопил свою любимую выходную шляпу, по поводу чего сильно горевал.
Второй же случай кончился для меня не столь безрезультатно. Мне тогда было уже 12-13 лет, и нравилось мне ездить в лодке, сидя на передней деке, свесив ноги спереди к воде, держась между ногами за удобную ручку на самом носу Казанки. Дело было при возвращении из Удомли, в проливе (вроде бы искусственном), за мостом, уже ближе к озеру Удомля. Мотор завёлся на передаче, дед свалился, но каким-то чудом не вывалился за борт, зато я катапультировался на берег, а лодка, забравшись носом на сушу, ещё некоторое время продолжала на меня, лежавшего и отползавшего, надвигаться. И вот это было страшновато, скажу честно.
Теперь про Митяя. Самое для меня загадочное во всей этой истории – как этот человек смог утонуть. Плавал он прекрасно и с большим удовольствием, причём без всяких вспомогательных средств, даже без ласт. Бывало, с острова плавал в Ряд в магазин, а я рядом в лодке вёз его цивильную сухую одежду, ну и на всякий случай подстраховывал, мало ли что – судорога или силы иссякли. Я на момент утопления уже вернулся в Москву, побывал на похоронах, когда тело привезли. Мне сказали, что он когда выпадал за борт, зацепился карманом джинсов за уключину, ноги остались сверху, голова под водой, вроде бы ударился в момент падения головой обо что-то, судя по гематоме. Ветром лодку пригнало к Рядскому берегу, где Митяя в таком виде и нашли.
- Митяй с утреннего перелёта вернулся с трофеем.
В Москве Митяй с супругой жил на Цветном бульваре, напротив старого, в последствии им. Ю. Никулина, цирка. В гостях у него я бывал частенько. У него была отличная по тем временам аудиоаппаратура – ленточный «Юпитер 202», кассетная дека «Маяк», вертушка «Вега 106». Когда в Союзе стали продаваться аудиокассеты, а у меня в школе, в моём дворе, почти везде, где были друзья – товарищи, начался интенсивный круговой обмен дисками, я стал частенько вечерами к нему приезжать, чтобы очередной новый винил перегнать себе на кассету. Митяй одновременно записывал на ленту на «Юпитер» для себя. Он к тому времени был уже женат на дочери Эвелины Быстрицкой и какого-то генерала. К тому времени его мать, Ирина Петровна, уже скончалась, Илья Борисович женился второй раз, не знаю на ком, и в шикарной Сталинской трёшке жили трое – два человека и ирландский сеттер Дик (он есть на фото у террасы), который потом глупо погиб, наевшись разложенного на просушку измельчённого столярного клея.
- Вот так можно было по острову по грибы сходить в урожайную пору. Ильич здесь ещё совсем молоденький, ещё с усами, ещё курил. Я уже даже не помню, когда он бросил.
- Наш дом зимой. Вид с берега.
- Дмитрий Глазер – третий (до Пономаренко) член компании с Биофака МГУ в нашей избе за приготовлением новогоднего ужина.
